– Людей следовало подбодрить.
– Да, конечно.
– Абстракция уже отключена?
– Нет, доступ к ней я перекрою после того, как мы разберемся с «веретеном». Пусть граждане знают: ситуация сложнейшая, но мы делаем все, чтобы жертв было меньше.
– А они не перепугаются до смерти, увидев, как торпеды уничтожают «веретено»?
– Почти наверняка перепугаются. Но если в итоге начнут слушаться своих дружинников, это будет вполне приемлемая цена.
Дрейфус вгляделся в самую большую грань дисплея.
– Долго еще?
– Три минуты.
«Три минуты до высадки долгоносиков на „веретено“ Торияма-Мерчисон», – подумал Дрейфус.
Корабли «Доспехов» очень старались ослабить поток долгоносиков или сбить его с пути, но не добились практически ничего. Сейчас корабли стояли неподалеку на случай, что кто-то уцелеет после того, как «Демократический цирк» сделает свое дело.
Внутрисистемный крейсер занял позицию, обратясь к «веретену» кормой. Две торпеды были наведены на цель и готовы к пуску. Их мощности должно было хватить для уничтожения еще не активированного производственного комплекса.
У «Доспехов» всегда существовал четкий порядок действий при уничтожении анклава, и экипаж крейсера наверняка прорабатывал алгоритм при подготовке к открытию огня. От отдачи приказа до самого выстрела – вся последовательность исключала ошибки. Требовалось не только указание верховного префекта, но и одобрение большинства старших префектов. Алгоритм предусматривал и внезапные кадровые перестановки из-за ранения или смерти, чтобы исполнители получили приказ даже при непосредственной атаке на «Доспехи».
Однако разве не логично хотя бы предположить, что приказ – ошибка или диверсия? Он ведь противоречит всему, что защищают «Доспехи». Все равно что хирургу взять пистолет вместо скальпеля.
Нет, экипаж не ослушается. Тень сомнений появится, но ее подавят. Протокол однозначен, ошибок не может быть в принципе: если приказ поступил, значит он отдан верховным префектом при поддержке старших.
У экипажа нет выбора: только подчиниться.
– Одна минута тридцать секунд, – объявила Омонье, а потом ее тон изменился: – Хочу кое о чем тебя спросить.
– Спрашивайте, Джейн.
– Вопрос нелегкий. Не знаю, захочешь ли ты откровенничать.
– Все равно спрашивайте.
– Что-то происходит? Такое, о чем я не знаю?
– Например?
– Я слышу шум. Том, я в этом отсеке уже одиннадцать лет, изучила его вдоль и поперек. До сегодняшнего дня звуки извне до меня не доносились.
– Какие именно звуки?
– Такие, когда очень стараются не шуметь. Когда используют мощные устройства и тяжелые инструменты. – Омонье в упор посмотрела на Дрейфуса. – Том, что происходит?
За долгие годы знакомства Дрейфус ни разу не солгал Джейн. Он не лгал и не искажал правду даже из соображений гуманности. Сегодня он решил солгать.
– Это стыковочный узел, «рот» нашей «тыквы», – ответил Дрейфус. – Недавно крейсер пристыковался чересчур резко и повредил пусковую платформу. Ремонтники работают круглосуточно, чтобы ее восстановить.
– Том, до «рта» сотни метров.
– У ремонтников мощные инструменты.
– Скажи это, глядя мне в глаза.
Дрейфус спокойно встретил взгляд Джейн.
– Это ремонт в стыковочном узле. А вы о чем подумали?
– Тебе отлично известно о чем. – Омонье потупилась.
Дрейфус так и не понял, прошел он экзамен или провалил.
– Хочу побеседовать с Демиховым, а он из кожи вон лезет, только бы не отвечать на мои вызовы.
– Демихов очень занят. Из-за Гаффни он…
– Занят так занят. Том, если бы ты был в курсе… если бы знал, что у них новый план… ты ведь сказал бы мне, да?
– Да, конечно, – заверил Дрейфус, а сам подумал: «Только не сейчас».
