– Отец справится. С ним же мать.
Рашмика улыбнулась:
– Надеюсь, ты этому рад – мать удержит мужиков от глупостей.
– Она не против того, чтобы мы иногда развлекались, лишь бы без последствий.
Машина снова накренилась, Рашмика качнулась к металлической стене.
– Сказать по правде, она на все закрывает глаза.
– Да, я наслышана. Ладно, скафандр действительно уже не нужен. Ты не покажешь, где я буду спать?
Кулвер отвел ее в крошечный отсек, зажатый между парой гудящих генераторов. Внутри лежали жесткий матрас и стеганое одеяло из серебристой скользкой ткани. Чтобы уединиться, нужно задернуть занавеску.
– Мы тут не особо роскошествуем, – заметил Кулвер.
– Я рассчитывала на худшее.
Кулвер прислонился к стене:
– Точно не хочешь, чтобы я со скафандром помог?
– Спасибо, справлюсь.
– Есть что надеть?
– Под скафандром я одета, и смена имеется. – Рашмика похлопала по сумке, которая висела под ранцем скафандра. Даже через плотный материал чувствовались твердые края компада. – Ты всерьез решил, что я забыла одежду?
– Нет, – хмуро отозвался Кулвер.
– Вот и отлично. А теперь почему бы тебе не сбегать в кабину и не сообщить родителям, что я в полном порядке? И еще передай, что я буду очень признательна, если мы как можно скорее покинем поселок.
– Мы не можем ехать быстрее, – отозвался Кулвер.
– Это меня и тревожит, – сказала Рашмика.
– Куда-то торопишься?
– Да, мне нужно добраться до соборов как можно скорее.
Кулвер смерил ее взглядом:
– На религию пробило?
– Не совсем, – ответила она. – Просто мне нужно уладить одно семейное дело.
107-я Рыб, год 2615-й
Куэйхи очнулся в темном, тесном пространстве, не способный двинуть ни рукой, ни ногой.
Последовал миг блаженной дезориентации, без переживаний и тревог, пока он дожидался возвращения памяти. Но затем все воспоминания нахлынули, обрушились, как стенобитная машина, и лишь спустя время соблаговолили перетасоваться и разместиться в хронологическом порядке.
Он вспомнил, как был разбужен, как получил нерадостное известие: его удостоила аудиенции королева. Вспомнил ее додекаэдрический зал, обставленный орудиями пыток, и зловещий мрак, изредка пронзаемый вспышками, когда в электрических ловушках гибли паразиты. Вспомнил череп с телевизионными глазницами. Вспомнил, как королева играла с ним, точно кошка с мышкой. Вспомнил все свои ошибки… и ту, самую страшную и горькую. Когда он поверил, что после всего содеянного может быть прощен.
Он вскрикнул, внезапно сообразив, что с ним случилось и где он теперь. Крик вышел глухим и тихим, болезненно детским, и Куэйхи устыдился, что такой звук исторгся из его рта.
Почему невозможно шевельнуться? Он точно не парализован – просто вокруг нет свободного пространства, ни единого кубического сантиметра.
Место, где он находился, казалось отдаленно знакомым.
Постепенно крики Куэйхи превратились в визг, потом ослабли до хриплого, тяжелого дыхания. Это продолжалось еще несколько минут, после чего он замычал, повторяя шесть последовательных нот с упорством безумца или монаха.
«Значит, я уже подо льдом», – решил он.
Не было ни погребальной церемонии, ни заключительной встречи с Жасминой. Его просто засунули в резной скафандр и похоронили в ледяном щите, который «Гностическое восхождение» толкало перед собой. Он понятия не имел, сколько прошло времени, час или неделя. Не смел думать о том, что, возможно, пробыл здесь дольше. Но вместе с ужасом пришло и понимание: чего-то, какой-то мелочи, недостает.
Возможно, дело в ощущении, что он находится в знакомом, пусть и очень тесном месте. Или причина кроется в том, что тут совершенно ничего не видно.
– Внимание, Куэйхи, – услышал он. – Внимание, Куэйхи. Торможение закончено, жду распоряжений для запуска системы.
Это был спокойный, добродушный голос кибернетической субличности «Доминатрикс».
