По-моему, любой бы согласился платить такой, как вы, две тысячи в день.
– А если я дам маху? – спросила она. – Если мои выводы окажутся неверными? Я же человек, а человеку свойственно ошибаться.
– Вы не ошибетесь, – ответил Куэйхи с пугающей уверенностью. – Я, Рашмика, верю в две вещи, кроме нашего Господа Бога. И одна из этих вещей – ваш талант. В мой собор вас привела вера. Вы, без преувеличения, дар Божий. И я бы сделал непростительную глупость, отказавшись от него.
– Мне вовсе не кажется, что я дар, – возразила она.
– И кем же вы себе кажетесь?
«Ангелом мести», – хотела ответить она. Но вместо того сказала:
– Девчонкой, которая забралась очень далеко от дома, страшно устала и не знает, что делать дальше.
– Оставайтесь со мной. Вот увидите, все будет хорошо. Если вам что-то не понравится, никто вас удерживать не станет.
– Я могу вам верить, настоятель?
– Бог свидетель.
Но определить, лжет он или нет, Рашмике не удалось. Позади Куэйхи, хрустнув коленями, поднялся Грилье и взъерошил ослепительно-белый ежик своих волос.
– Позвольте, я покажу вашу комнату, – сказал врач. – Как я понял, вы решили остаться?
– На время, – ответила Рашмика.
– Отличный выбор. Уверен, вам здесь понравится. Настоятель прав: вы попали к нам поистине в историческое время. – Грилье протянул руку. – Добро пожаловать на борт.
– И это все? – спросила Рашмика, пожимая его кисть. – Никаких формальностей? Не будет обряда посвящения?
– Для вас – не будет, – ответил Грилье. – Вы уникальный специалист, мисс Эльс, впрочем и я тоже. Мы не собираемся туманить ваш разум всякой религиозной чепухой… Правильно я говорю?
Рашмика взглянула на Куэйхи. На его лице с распяленными железом глазами, как и раньше, ничего нельзя было прочитать.
– Пожалуй, в этом нет необходимости.
– И еще один нюанс, – сказал Грилье. – Если не возражаете, я возьму у вас образец крови.
– Крови? – Рашмика вдруг похолодела.
Грилье кивнул:
– Исключительно в медицинских целях. В наше время развелось столько зловредных микробов, в особенности на Гирроккине и Вигриде. Но волноваться не стоит. – Грилье шагнул к медицинскому чемоданчику. – Разве что самую чуточку.
Межзвездное пространство, близ p Эридана 40, год 2675-й
В космосе вокруг Арарата бушевала энергия. Скорпион наблюдал за далеким сражением из «Паука», удобно устроившись в кресле с плюшевой обивкой.
Алые огненные цветы распускались и увядали за несколько секунд. Фейерверк полыхал в небольшом сферическом объеме, центром которого была планета. Вокруг этого шара царила непроглядная тьма. Медленное разгорание и угасание, приятное непостоянство вспышек воскрешали в памяти – возможно, очень далекой, наследственной – образы морских животных: общаясь между собой в немыслимых глубинах, они стреляли друг в друга порциями биолюминесцентной массы. Не битва, а редкая встреча единомышленников, торжество в честь жизни, которая ухитряется существовать даже во мгле и стуже океанских глубин.
На начальном этапе космической войны близ p Эридана противоборствующие стороны соблюдали максимальную скрытность. И люди, и ингибиторы старались применять двигатели, приборы и оружие, не излучавшие никаких энергий; в самом крайнем случае излучение было рассчитано на слепые пятна известных датчиков. Ремонтуар это сравнил с поединком, когда бойцы бесшумно движутся в абсолютно темной комнате и разят практически наугад. Когда один из противников получал рану, он не выдавал себя даже возгласом, не пытался воспрепятствовать продвижению клинка в своем теле и не силился остановить кровотечение. Второй же боец спешил как можно быстрее выдернуть меч, чтобы не обнаружить свое местонахождение. Неплохая аналогия, вот только комната протяженностью в световой год, и сражаются не мечники, а космические корабли и машины-волки, и оружие с каждым новым выпадом или отражением атаки увеличивает свою силу и дальнобойность. Корпуса кораблей становятся все холоднее, чтобы не выделяться на температурном фоне космического пространства; скрываются выбросы двигателей; оружие незамеченным проницает тьму и убивает расчетливо и осторожно.
Однако наступал момент, когда та или другая противоборствующая сторона отказывалась от маскировки. Едва принималось такое решение, противник делал то же самое. Сражение переходило в принципиально иную стадию, оружие не пряталось, ресурсы тратились безрассудно, в огромных количествах.
Глядя из капсулы наблюдения на битву, Скорпион вспоминал слова Клавэйна о далеких войнах: битва прекрасна, если тебе посчастливилось не быть ее участником. Битва – это гром и ярость, цвет и движение; это массированная атака на все органы чувств. Битва бравурна и театральна, от ее вида захватывает дух. Битва драматична и романтична, но только если ты зритель. «Однако мы, экипаж „Ностальгии“, тоже участники этой битвы, – напомнил
