идеальном состоянии. Среди любимых напутствий ее матери было: «Не тешь себя завышенными ожиданиями!»
Но сейчас ожидания Айоны были как никогда высоки.
Буклет про конную школу она сунула под подушку — на удачу. Потом снова открыла книгу Брэнны.
Спустя двадцать минут, забыв погасить свет и убрать поднос с чаем с тумбочки у кровати, она провалилась в сон.
На этот раз ей снились соколы и кони. Большая черная собака. Еще — густая чаща леса, где притулился каменный домик, вокруг которого вился туман.
Спешившись с коня серой масти, сливаясь с висящей в воздухе мглой, она шла сквозь туман, закрыв волосы капюшоном плаща. Она принесла розы — знак любви — и положила к камню, гладко отполированному веками, но несущему глубокую печать магии и горя. Это были белые розы — белые, как утраченная ею чистота.
— Я дома, Мать. Мы дома. — Она рукой вытерла с лица слезы и прочла: «Сорка. Смуглая Ведьма».
Слова на камне сочились кровью.
Это не был голос ее матери, это был
Она это знала. Они все это знали. И разве не это явилось причиной ее появления здесь, наряду с желанием почтить могилу матери?
— Тебе придется подождать еще. Ты будешь ждать день, месяц, тысячу лет, но тебе никогда не заполучить то, чего ты жаждешь.
— Я не одна. — Она крутнула головой. Капюшон откинулся, и ее блестящие волосы сверкнули на свету. — Я никогда не бываю одна.
Туман закружился, взвился вверх, стал расползаться, и из него выросла мужская фигура. Вернее, фигура того, что некогда было мужчиной.
Ей приходилось сталкиваться с ним раньше, еще ребенком. Но теперь в ее арсенале кое-что получше камней.
«Он всего лишь тень, — подумала она. — Тень, проникающая в сны и заслоняющая свет».
Хотя она неотрывно смотрела ему в глаза, она заметила, как засверкал красный камень у него на шее.
— Кидаюсь так же метко, как всегда.
Он рассмеялся и придвинулся ближе. Она уловила его запах с оттенком серы. Только сговор с дьяволом мог дать ему силы существовать дальше.
— Ты лжешь. Думаешь, мы не видим? Думаешь, не знаем? — Его амулет пульсировал красным светом — это его сердце, подумалось ей. Самая его сердцевина, вся его сила здесь. Она решила, что отберет его любой ценой. — Она одним своим поцелуем тебя сожгла. И я тоже на тебе отметилась. Ты до сих пор носишь эту отметину.
Девушка подняла руки, направив пальцы в его сторону, и знак на его плече вспыхнул ярче огня.
Колдун вскрикнул, а она кинулась вперед и схватила камень у него на шее. Но он резко бросился на нее и оставил глубокие царапины на ее руке внезапно выросшими у него когтями.
— Мой род отправит тебя в ад! — Она выбросила вперед окровавленную руку, посылая через нее свою энергию.
Но туман исчез, и ее рука всего лишь рассекла воздух. Красный камень еще ритмично померцал, а потом тоже исчез.
— Мой род отправит тебя в ад, — повторила она.
Во сне ей виделось, как он неотрывно смотрит на нее, прямо в глаза. Прямо в душу.
— Это касается не меня и случится не в этом месте и не в этом времени. Это касается тебя и произойдет в твое время. Запомни!
Поглаживая раненую руку, она кликнула коня.
Села верхом, еще раз оглянулась на камень, на цветы, на дом, который когда-то был ее домом.
— Клянусь именем любви, мы не подведем, даже если на это уйдет тысяча поколений. — Она поднесла руку к животу, который выдавался пока еще маленьким бугорком. — Новое поколение уже на подходе.
Она поскакала назад, через лес, к замку, где сейчас жила ее семья.
Проснулась Айона, вся дрожа. В правой руке пульсировала боль, и выключатель она нащупала левой. При свете лампы она разглядела свежие порезы и кровь. Вскрикнув от ужаса, она вскочила и кинулась в ванную, на ходу хватая полотенце.
Не успела она перевязать рану, как та стала меняться. Айона с благоговейным ужасом смотрела, как затягиваются раны и высыхает кровь, как утихает боль. В считаные секунды от ран не осталось и следа.
«Сон, — подумала она. — Но нет, какой же сон? Видение? В котором она была зрителем, а кто-то — участником».
Но она чувствовала боль — и гнев, и горе. Чувствовала силу — небывалую, неведомую.
