После возвращения Дженны и Дрейка из Йосемитского парка Пейнтер лишь кратко переговорил с ними. Пока что у них не было никаких симптомов, так что, скорее всего, они избежали инфицирования. Это была единственная маленькая радостная весточка за этот в целом плохой день, тем более отвратительный, так как по-прежнему не было никаких известий от Грея в Антарктиде, последний раз выходившего на связь, когда его группа добралась до британской антарктической станции. Пока что Кэт не очень тревожилась, поскольку мощная вспышка на солнце затруднила связь со всем Южным полушарием.
Хотелось надеяться, что в самом ближайшем времени Грей даст о себе знать.
Ну, а пока…
Пейнтер снял трубку.
– Директор Кроу слушает.
– Сэр! – Голос у Дженны действительно был взволнованным. – Я только что вспомнила одну деталь, которая может оказаться важной.
Пейнтер выпрямился.
– Какую?
– Там, в Йосемитском парке, до того как я вошла в коттедж, до того как услышала призыв Эми о помощи, я слышала звонок сотового телефона. А после всего, что произошло потом, я начисто об этом забыла.
– Вы уверены, что это звонил сотовый телефон, а не телефон в коттедже?
– Уверена. Возможно, кто-то проверял, как дела у Эми. Сообщник или тот, кто ее нанял. Не знаю.
– Но это же невозможно. Перед тем как опечатать коттедж, мы забрали все личные вещи Серпри, включая сотовый телефон. Все было досконально проверено. Я лично проследил за тем, как из телефона извлекли карту памяти, как раз для того чтобы определить внешние контакты за последнее время.
– И?..
– Там не было ничего существенного. Несколько звонков знакомым и родственникам. Но, что гораздо важнее, на этот телефон за последние двадцать четыре часа не было ни одного входящего звонка. Даже если Серпри не ответила на звонок, он все равно должен был бы значиться в списке непринятых вызовов.
Наступила долгая пауза.
– Я уверена, что это был сотовый телефон, – наконец твердо произнесла Дженна. – Кто-то пытался связаться с Эми.
Пейнтер уже успел проникнуться уважением к женщине и верил ее словам.
– Я попрошу наших специалистов еще раз проверить телефон.
Если Дженна права и записи были стерты или подправлены, это действительно имело большое значение. В этом случае последний звонок определенно был сделан кем-то из сообщников Серпри, а может быть, даже тем, кто заправлял всем этим.
– Возможно, вы дали нам новую ниточку, – сказал Пейнтер.
– Хорошо. В таком случае, если что-нибудь выяснится, я хочу, чтобы меня привлекли к делу.
На заднем плане послышалось восклицание сержанта-комендора Дрейка, подхватившего эту просьбу:
– И меня тоже!
Пейнтер знал, что эти двое горят желанием помогать, особенно после того, что случилось с собакой Дженны.
– Давайте сначала выясним, к чему это все приведет, – неопределенно промолвил он.
– Мы абсолютно здоровы! – закричал на заднем плане Дрейк. – Мы едем с вами! Даже если мне придется пропиливать себе дорогу отсюда скальпелем!
Пейнтеру была понятна эта решимость. То же самое он видел при каждой встрече в глазах у Лизы. Но иногда всей решимости в мире оказывается недостаточно. Иногда остается открытым только один путь.
И приходится принимать сложное, тяжелое решение.
– Доктор Каммингс, я считаю, нам следует усыпить собаку.
Лиза порывисто обернулась к доктору Реймонду Линдалю. Директор Управления анализов и тестов американской армии, облаченный в костюм биологической защиты, склонился над клеткой из нержавеющей стали, в которой находилась лайка.
Никко лежал на боку, учащенно дыша, с подсоединенной капельницей. Собаке ввели легкое снотворное, чтобы успокоить ее, вместе с противорвотным средством и целым коктейлем антивирусных препаратов.
И тем не менее собака продолжала угасать.
– Он страдает, – продолжал Линдаль, выпрямляясь и поворачиваясь к Лизе лицом. – Мы сделаем доброе дело. И при нынешнем уровне инфицирования вскрытие поможет нам лучше понять характер болезни на ранней стадии. Это редкая возможность.
Леза постаралась сохранить голос ровным, несмотря на вскипевшее в груди возмущение.
