возможности повторения событий декабря 1825 года. Зря смеетесь! Скобелев, да-да, герой прошедшей войны, и триумфатор Геок-Тепе в Париже такие перлы отмочил, хоть стой, хоть падай. Мол, бей «тевтонов, спасай славян» ну и французов до кучи. И это высказывание сделал не отставной вояка, а генерал, командующий 4-м корпусом! Где его все обожали. Прониклись теперь? Вот и я тоже… проникся. И Курт после прочтения этой депеши выглядел очень подавленным. Потому миндальничать и играть в гуманизм не стали (хотя его и нет здесь), даже видимость приличий не стали соблюдать, а начали действовать как в прошедшую войну, когда батальон «чистил» тылы армии.
Первый взвод, оседлав совместно со стражниками все окрестные селения и мосты с бродами, «поставил» частую сеть. Параллельно второй взвод, разбившись на пятёрки, прочёсывал места, где бандиты могли объявиться в первую очередь. И на одном из бродов, расположенных в стороне от дорог, засекли пару по виду обычных батраков-подёнщиков. Командир группы выделил двоих проследить за ними. В трёх верстах обнаружился шалаш, в котором был третий. Стражники после краткого обмена знаками (в голос не поговоришь) разделились, один остался «сторожить» подозрительных мужиков, а другой со всех ног бросился обратно. Прибыв на место, командир группы решил их брать.
Полянка, где они расположились, не особо подходила для скрытого захвата, с одной стороны – бурелом, с другой – слишком редкие деревья давали возможность увидеть нападающих издалека. Поскольку время работало на бандитов, унтер послал за мной посыльного (буквально минут десять, как я ушёл), а сам приказал наблюдать. И если эти «орлы» в течение часа не стронутся с места, брать на месте, наплевав на шум.
Как я (не один, конечно) здесь оказался, словно рояль в кустах? А карты у меня есть, и наиболее удобно выбираться из этого лесного массива именно тут. В других местах практически везде сёла с деревнями разбросаны. И там уже ждут «гостей», но и те наверняка понимают, что после их «художеств» за них возьмутся всерьёз. А здесь есть возможность тихонько, особо не привлекая к себе внимания, ускользнуть от облавы, шанс, конечно, дохлый, но всё равно имеется.
– Господин унтер-офицер, – ужом скользнул к Баранову посыльный, – его благородие приказал действовать по плану.
Кивнув в ответ, что понял, он уже спокойно посмотрел на этих доморощенных лесовиков. К счастью, о чём-то переговорив между собой, они начали собираться…
О, идут, голубчики: на тропинке появились трое мужиков довольно опрятного вида. Этакие крестьяне, решившие малость пошалить в хозяйском лесу. У двоих были самодельные рогатины, а третий красовался с дубинкой. Видно, что в лесу они не новички (ельник молодой стороной обошли), ну да ничего, и не таких «архаровцев» брали. Я отлично представлял, что сейчас произойдёт.
Мгновение – и вся троица валится на землю, и вот уже группа захвата вяжет бандитов.
– Ну, – носком сапога приподнимаю голову «дубино-носцу», натыкаюсь на плохо скрытый страх. Не дурак, сразу сообразил, кто по его душу пожаловал. – Говорить будешь? Или помучиться предпочитаешь, – легонько хлопнул ему подошвой по лицу. Не больно, но чрезвычайно обидно, и тормоза отлично снимает.
– Кха, кха, сволочь, – прохрипел он. – Ненавижу.
– Вот и отлично. Афанасий Захарович, – позвал я ефрейтора Жукова и кивнул на смотревшего зверем бандита, – наш клиент. Сохранность его шкуры меня не волнует.
– Понятно, вашбродь, будет исполнено.
Отойдя в сторонку, я спокойно стал смотреть, как «потрошат» пленных. Двое других мужичков оказались похлипче и теперь, судя по всему, каялись, мол, бес попутал, расходный материал. «Мой», явно старший, продержался минуты три, а потом запел, словно соловей. Новоявленные робин гуды оказались сборной солянкой, из горожан и крестьян. Главарь – некто Аверьян, сорокалетний мужик, хвастался, что в бегах аж с 1858-го. И бар он резал и резать будет.
– Детишек тоже под нож?
После такого вопроса бандюга замолк. В имении были внучки экономки трёх и пяти лет, которых эти душегубы не пощадили.
– Ты что, оглох, соколик? – ласково спросил Захарыч, поиграв у того тесаком перед глазами. – Господин капитан тебе, морда каторжная, вопрос задал.
– Да, – выдавил он, втянув голову в плечи. – Атаман тогда говорил всем, что, кто в барском доме живёт, тот уже и не в миру. Голода не знают, своих же сродственников за родню не считают…
– Давай дальше исповедуйся, – ткнул я его носком сапога под рёбра.
Подбадриваемый зуботычинами, он выложил, что раньше они «баловались» грабежом одиноких путешественников. Но потом главарь внезапно стал «политическим», мол, негоже своих же братьев грабить, лучше бар и купцов тряхнём, и прибыток, что важно, гораздо больше. Это дело у них было уже третье. И главарь решил, как говорится, лечь «на дно». Только все дороги уже были перекрыты, и тогда Аверьян придумал разделиться. Произошло это сутки назад.
– Добыча где? – В бескорыстие главаря мне не верилось ни капли. – Или бедным раздали?
– Не, разделил, как положено, – удивил меня пленный.
– Всю? – Ну не верю я, что атаман
