кормил комаров в лесах под Выборгом. Значит, опять идти «на ковёр», где эта тварь интересуется ходом дел. Ненавижу.
– Итак, господин ротмистр, – только так, никакого имени-отчества (получил от знакомого подтверждение, что данный субъект собирается под меня копать), сплошная канцелярщина, – это всё? – Мимолётно касаюсь тощенькой папки. – Негусто. – Разговор происходит без посторонних, не стоит давать свидетеля Кирееву. А то потом будет ходить и всем рассказывать, как его, бедного, обижали. И призовёт очевидца, а так… Хех, только слова. – Вот, «имеет родственные связи с главой банка „Кун, Лееб и К?”…».
Очень хорошо, но какие? Кто кому кем приходится, совершенно непонятно. Далее, сам банкирский дом. Почему нет упоминаний о его структуре, чем он занимается, кто его акционеры? – Ротмистр уже с плохо скрываемой злобой смотрит на меня. Сделаем вид, что не замечаем выражение его хари. – Далее, почему внутриимперские связи плохо отработаны? Сей начинающий журналист имеет весьма влиятельную родню. Меня пока не устраивает это досье, не стесняйтесь нагружать переданную вам оперативно-поисковую группу. Запросы сделать в Третье отделение, в МВД, наверняка там хватает материалов. Всё, действуйте.
Когда красный от злобы ротмистр покинул кабинет, я усмехнулся, вот только увидь он эту усмешку, то наверняка решил бы затаиться, уж больно зловещая она была. Ничего, сливай инфу, кому только сможешь, пытайся подставить меня, главное, я заставил вас биться с фантомом. Плевать на Троцкого, он опасен лишь в период смуты, а при революционных событиях вроде пятого года его талант не используется и на четвёртую часть. К тому же в этот момент его необходимо шлёпнуть! Судя по донесениям наружки, все поверили, что я целиком влез в российское болото.
Самуил Гершензон был неприятно удивлён прытью жандармского полковника. То, как он моментально распихал по разным углам «проверенных» людей, заставило задуматься. Обладая отменным чутьём, уроженец Одессы и бывший подданный Российской империи, а теперь гражданин САСШ понял, что это неспроста. По плану, Дроздов должен был понять, что его «подсиживают», гораздо позже, уже имея кучу замечаний. Вместо этого он нацелился на Лейбу, попутно тряся многих уважаемых людей. Его не смущали ни связи, ни положение в обществе, скорее, наоборот,
Нет, только подумайте! Ну скажите, зачем эти шлимазлы устроили из похорон Ошанского манифестацию? Тому уже не важно, зато часть аристократии очень обиделась на столь хамскую демонстрацию силы. И затаила зло. Попытка боевиков БУНДа решить эту проблему только ухудшила обстановку в столице. Бомба, брошенная в полковника восторженным юнцом (русским, между прочим!), ранила пятерых прохожих и всего одного жандарма. Ответ батальона был очень болезненный, штурмовые группы (очень точное определение этим животным!) врывались в дома, круша всё вокруг. Попытки оказать сопротивление жестоко пресекались: сломанным рукам, рёбрам счёт шёл на десятки. Дважды особо глупые поци попытались угрожать оружием, как результат – пара трупов. О выбитых зубах никто и не вспоминал.
Самуил передёрнулся, вспоминая, как он едва не попался, когда, отойдя с полета шагов, услышал позади азартные крики жандармов, потрошащих квартиру связного БУНДа. Лишь оказавшись в снятой комнате небольшого пансиона мадам Нелли, он ощутил себя в относительной безопасности. Но так везло не всем. Яша, например, согласно достоверным сведениям, полученным от одного жандармского офицера (гои так падки на деньги!), попался и теперь находится в подвалах седьмого департамента. А туда хода нет никому, охрану осуществляет батальон осназа, в отличие от обычных тюрем, где политические силами газет и общественного мнения не имеют проблем с общением. Когда засыпал, ему казалось, что он упустил какую-то мелочь, но коварный морфей смежил веки. Гершензон не знал, что мадам Нелли уже отправила мальчишку-посыльного по одному обычному с виду адресу. Живший там под личиной небогатого сапожника отставной солдат из разведроты батальона спокойно сравнил описание «клиента» с ориентировкой и довольно осклабился. Спустя неделю мадам Нелли заявила в полицию о пропаже постояльца, прибывшие на место знакомые ей полицейские из ближнего околотка посмотрели вещи, походили, недолго опрашивая со всей деликатностью постояльцев, но ничего проливающего свет на исчезновение постояльца найти не смогли. Вскоре этот маленький досадный инцидент был забыт, в конце концов, репутация мадам Нелли была безупречной… А гражданин САСШ Гершензон с тех пор числится пропавшим без вести.
– Ну-с, господин, пардон, товарищ Андрей. – Сидевший на неудобном (специально сделано) табурете Яков Свердлов не переставал ёрзать, стараясь устроиться удобнее. Стоявшая позади него пара дюжих бойцов из разведроты ухмылялась, видя его бесплодные попытки. – Вам не надо бояться. – Злобный взгляд моего визави не произвёл на присутствующих никакого впечатления. Изобразил на лице нечто успокаивающее, но так, чтобы собеседник принял это за издевательство. Полезно, знаете ли, вывести человека из равновесия, запросто может в возбуждённом состоянии сказать, о чём следует умалчивать. Проверено не раз. – Расскажите о ваших связях с французской разведкой.
– Да что вы себе позволяете?!. – завёл он, стараясь понять, что им известно.
– Тебе, гнида, сказали, что говорить. – И почувствовал лёгкий подзатыльник, даже пенсне не слетело с носа, от стоявшего справа жандарма. Зато моральная плюха – словно дубиной огрели. Ещё бы, вместо привычного
– Полковник, – прошипел он, попытавшись встать, но, получив по почкам (легко, калечить пока незачем), Яков охнул и плюхнулся задницей на неудобный табурет, да столь «удачно», что копчик заломило. – Ой, больно, – от неожиданности пропищал он сорвавшимся на фальцет голосом. От глумливого смеха жандармов кровь бросилась к лицу, и… в следующее мгновение он хрипел, изогнувшись на холодном бетонном полу. – Очень чистый, – удивился Яша: порядок в каземате словно снял с него шоры. Мундиры! Как он это не понял сразу! Тут
