произнес по складам.
– Я, конечно, видел эскизный проект, но не думал, что все получится столь уютно, – добавил Ярослав. – Это рассчитано на одного?
Каюта и впрямь больше напоминала просторную комнату, даже обстановка мало напоминала космическую и была максимально приближена к земной – низкая тахта вместо откидной койки, треугольный столик из тех, что называют журнальными, несколько кресел в модной полосатой обивке, этажерка для книг и даже разлапистая подставка для горшков с цветами, сейчас пустующая.
Пока Зоя готовила чай в закуточке небольшой кухни, где на электроплите можно было вскипятить чайник, сварить кофе, разогреть консервы для перекуса, журналисты прохаживались по каюте, изучая обстановку. Бесцеремонный Роберт даже улегся на тахту, проверяя мягкость космического матраса.
Ярослав перебирал книжечки на полке – самые настоящие, бумажные, а не микрофиши, которые приходилось читать с помощью светового планшета. Ади оседлал стоящий в углу вычислитель новейшей марки на двенадцать регистров и педальным сумматором, что позволяло гораздо быстрее осуществлять расчеты. Пан Станислав развалился в кресле и что-то уже строчил в блокноте.
Когда все расселись и принялись прихлебывать чай и хрустеть крекерами, Зоя, слегка расслабившись и уверенная, что с набитыми ртами журналисты ни о чем в ближайшие пятнадцать минут допытываться не будут, неожиданно попала под перекрестный огонь вопросов. Даже журналистка «Работницы» не давала ей никакого послабления, въедливо интересуясь подробностями трудовой, военной и космической биографии Зои, а также вворачивая вопросики о личной жизни. Зоя пыталась отвечать – порой невпопад, часто – неловко и по ее личному ощущению – глупо.
– Как будет проходить наш полет? – Зоя жадно уцепилась за вопрос Ярослава, который опять явно пришел ей на помощь. – Предполагается семь этапов. Первый этап – это, конечно же, старт комплекса с околоземной монтажной орбиты и разгон до гиперболической скорости.
Перелет с Земли до Марса включал два этапа – так называемую раскрутку, то есть отлет от Земли до границы действия ее поля тяготения и выхода в точку, именуемую космическим экватором, – где поля тяготения Земли и Марса уравновешивали друг друга. Затем наступал этап скрутки – «Красный космос» совершал маневр поворота маршевыми двигателями в сторону, обратную вектору его скорости, чтобы затем, сбрасывая скорость по скручивающейся спирали, выйти на орбиту искусственного спутника Марса. К Марсу запускался исследовательский поезд, а корабль продолжал оставаться на орбите, ожидая возвращения экспедиции с поверхности планеты. А дальше полетная эволюция совершалась в обратном порядке – сход с орбиты, набор гиперболической скорости, раскрутка, скрутка и пересечение орбиты Земли. Оттуда, из точки наибольшего сближения с планетой, экипаж на КВЗ отправлялся к Земле, а «Красный космос» продолжал полет к Венере. Там ему предстояло в автоматическом режиме выйти на ее орбиту и стать базой для будущего штурма Утренней звезды, хранящей под плотным слоем облаков несметные сокровища трансурановых руд.
– Поразительно, – сказал Роберт. – Тогда, быть может, вы мне объясните, почему ваш Советский Союз не строит загоризонтные корабли? Вы тратите уйму времени и ресурсов для того, чтобы попасть на Марс, да что там – даже на Луну. Путешествуете по космическому пространству, подвергая себя угрозам метеоритной атаки, вспышек на Солнце и еще миллиону случайностей, тогда как мы, американцы, вжик, – Роберт рубанул ладонью, чуть не смахнув со столика вазочку с печеньем, которую успел подхватить Ади, – и в этих… как у вас говорят? В дамках!
– Но ведь, но ведь, – пролепетала журналистка «Работницы», – у вас такими кораблями управляют… управляют по… покой… неживые люди, – выдохнула она.
Роберт искренне рассмеялся:
– Ох уж эта советская пропаганда! Чего только не наговорят, чтобы принизить достижения западной науки. Вопрос мой был риторическим, я прекрасно знаю ответ.
– Это какой же? – покосился на американца Ади.
– Советы не могут воспроизвести загоризонтные технологии, которыми мы обладаем. А украсть, как украли у нас атомные секреты, не получается. Американский инженерный и научный гений не по зубам русскому медведю. – Роберт рассмеялся.
– Вы преувеличиваете ваши достижения, – спокойно сказал Ярослав. – Без тех ученых и тех секретов, которые вы вывезли после войны из Германии, никаких загоризонтных технологий у вас бы не было.
– Я, я, – сказал Ади. – Я ненавижу фашизм, но все эти страшные изобретения – дело рук нацистских преступников, которых вы укрыли от правосудия. Шайзе! Порождение сумрачного тевтонского гения.
– Ну-ка, коллега, – оживился пан Станислав, наконец-то прикончив очередную порцию сливового варенья, до которого оказался большим охотником, – напомните, ваши автомобили уже все на воде работают или вы продолжаете отравлять атмосферу бензиновыми выхлопами?
– Ах, пан Станислав, оставьте вашу пропаганду. Никаких двигателей на воде не существует. Я в этом самолично убедился. Вы все придумали для обмана! Я, представьте себе, купил такой ваш автомобиль, ужасно уродливый на вид, кстати, – о промышленном дизайне его инженеры и не слышали никогда. И что? Он даже не завелся!
– Поле коммунизма… – начал было Ярослав, но Роберт вдруг налился кровью, вскочил и закричал, потрясая кулаками:
– Вот только не надо! Не надо все эти ваши пропагандистские сказочки о мифическом поле коммунизма! Нет такого поля! Оно – ваша выдумка! Наша наука никогда не могла его обнаружить. И знаете почему? Потому что его нет! Нет! И этот ваш дурацкий розыгрыш, будто вы отказались от добычи нефти!
