– Борис Сергеевич, вы слышали? Нет, вы слышали эти инсинуации? Это возмутительно!
Но Борис Сергеевич только усмехается и качает головой. И Зоя мгновенно догадывается, какая кошка между ними – командиром и навигатором – пробежала. Наверняка это мерзкий Гор пытался подсидеть командира. Вон как на кресло командирское каждый раз поглядывает, когда в рубку входит. Разве что слюни не текут. И во время вахты не прочь его занять, хотя по уставу полагается оставаться на своем месте.
И она от души добавляет.
Разъяренный Гор подскакивает к ней петухом, замахивается и отвешивает пощечину. Сильно, хлестко, без всяких скидок на слабость пола.
Зоя картинно хватается за вспыхнувшую щеку. Картинно ахает, еще более картинно охает, но в долгу не остается и отвешивает Гору пинок по голени, от которого тот чуть не валится с ног, но его подхватывает могучая железная рука невесть откуда взявшегося Паганеля. Вторая рука держит Зою подальше от штурмана, не давая отвесить еще один пинок, а лучше применить смертельное бабье оружие – ногтями по морде, хотя и ногтей у нее нет, сострижены под корень, но ничего, не суть.
– Критический рост некрополя, – гудит Паганель, – отмечаю критический рост некрополя. Прямая угроза, улла-улла, прямая угроза, улла-улла…
– Закрывай коробку, командир! – истошно вопит Биленкин.
Глава 17
Торможение в небесах
В расчетах не было допущено ошибок. Корабль не пролетел над атмосферой Марса, а врезался в нее, гася избыточную скорость. Волны жесткой вибрации прокатывались по корпусу «Красного космоса», и казалось, что вот сейчас могучий корабль все же не выдержит, даст слабину, трещины зазмеятся по броне, и корабль рассыплется на миллионы пылающих частиц. Но заостренный корпус продолжал упрямо втискиваться в газовую оболочку планеты, с каждым мгновением разменивая десятки уже излишних километров в секунду гиперболической скорости на жар марсианской атмосферы.
Зеленые цифры на экране с ужасающей скоростью уменьшались, фиксируя приближение корабля к поверхности планеты. Из-за разреженности атмосферы и более слабого гравитационного поля Марса маневр торможения требовал гораздо более глубокого «нырка», чем это пришлось бы делать, например, на Земле. Малейшая оплошность пилота, крошечная погрешность в расчетах, и «Красный космос» столкнулся бы с поверхностью, как метеорит, оставив после себя лишь еще один кратер в череде других таких же свидетельств столкновений небесных странников с мертвой красноватой пустыней.
– Рано, рано, еще рано, – слышала в наушниках Зоя даже не голос, а стон Биленкина, будто он сам себя уговаривал не бояться, не сомневаться, целиком и полностью положившись на данные навигационной таблицы, зажатой прямо перед глазами маленького пилота.
Это хорошо, что в рубке нет окон. Даже Зоя, с ее опытом летчика-истребителя, не могла без страха представить – что они могли бы сейчас сквозь него увидеть. Бушующее пламя, длинными языками пытающееся дотянуться сквозь тепловой экран до обшивки корабля? Красное пятно пустыни с паутиной каналов, которые стремительно увеличиваются, утолщаются, распадаются на две, три, четыре линии, открывая во всех подробностях свою еще более тонкую структуру, которую столь трудно рассмотреть с Земли и которая ставила в тупик самого Лоуэлла, не понимавшего, как марсианские каналы могут раздваиваться?
Разрядность числа, отмечающего высоту корабля над поверхностью Марса, продолжает сокращаться. Зоя силится рассмотреть точно – сколько еще? Но зеленые нити индикаторов бьются с такой частотой, что мозг отказывается фиксировать их в сознании – слишком долго и непродуктивно, но напрямую отправляет их к рукам, которые лежат на штурвале. Гипергиперзвук. Таких скоростей Зоя никогда не достигала на своем истребителе.
Пот заливает глаза, приходится часто смаргивать.
Кто бы подсобил – вытер?
Никто.
Все на своих местах.
Наглухо пристегнуты к креслам. Всецело в руках Биленкина и Зои.
В их крепких, надежных и умелых руках, которые, кажется, живут собственной жизнью. Потому как невозможно управлять кораблем на таких скоростях и при таких перегрузках. Доказано наукой. Но что такое научное доказательство против поля коммунизма? Против уверенности в том, что они могут это сделать? Против того, что они должны это сделать. Тот момент, когда физические и физиологические законы отступают под неукротимым напором духа, который индуцирует, повышает до пиковой напряженности поле коммунизма, искажающего, а точнее – улучшающего реальность. Приводя ее в полное соответствие воле и власти человека, коммуниста, пилота.
– Взяли! – скомандовал вдруг Биленкин, дорогой наш Игорь Рассоховатович, лучший пилот всей Солнечной системы, а теперь еще и покоритель марсианской атмосферы. – Взяли, черт возьми! – не для Зои, которая уже взяла, хотя непонятно – что, но руки сами догадались, напряглись, вытягивая тяжеленный рычаг, а для самого себя, для собственного ободрения, хотя и невозможно представить, что маленький пилот нуждался хоть в каком-то
