А мир тем временем быстро выключали. Сначала у меня исчезла шея, потом руки-ноги, потом и все туловище.
Последнее, что я запомнил, прежде чем перестал дышать, это как Эйнштейн сдирает с меня поврежденный комбинезон, а бледный Скарабей впивается зубами в мою шею, будто изголодавшийся вампирчик.
Идиотские глюки, подумал я, растворяясь во тьме, так кстати опустившейся на землю…
Глава 5
– Чтобы понять, как вообще возникают аномальные дети, надо понимать физиологию, – рассказывает Эйнштейн. – А именно: во время внутриутробной эволюции, то есть в животе у мамы, в течение девяти месяцев каждый из нас проходит полную эволюцию жизни на Земле. Полную! – подчеркивает он, будто мы несмышленыши, нуждающиеся во вдалбливании простых вещей. – Далее, человек рождается, как и любое другое живое существо, без коры головного мозга. Коры у младенца как таковой нет. Мозг голый, как коленка. Он даже структурно еще не созрел, то есть его клетки не имеют нормальных контактов между собой. Это некое рыхлое образование, имеющее клетки. Но они с момента рождения моментально начинают искать между собой связи, то есть среда на них воздействует…
Говорит все это он нам с Натали, скрашивая вынужденный привал светской беседой, естественным образом свернувшей на лекцию. Я прикидываю: а не подействовала ли девчонка на него втихаря, чтоб язык у человека развязался? Нет, не похоже. Он по-прежнему в экранирующем шлеме, предохраняющем от электромагнитных полей, а те гипотезы, коими он решил нас попотчевать, никак не тянут на секреты и тайны.
– Далее. Сталкеры несут в себе измененный генетический материал, фактически они уже не люди. Они переходная граница между Зоной и внешней средой. Как на них действует Зона, никто, в сущности, не знает, но мутации происходят на разных уровнях. Причем любой мутаген ВСЕГДА отбрасывает в прошлое, назад по эволюционной лестнице. Назад, милые мои дети сталкеров. Пребывая в утробе матери, вы двигаетесь только назад…
Почти все спят, пользуясь возможностью, – Лопата, Крюк, обе «отмычки». Натали так и не вернула Крюка в спасительное состояние транса, вынуждая быть самим собой, и мне его было жалко. Очень человек страдал, не только из-за гибели Каролин, а буквально за все, вообще вселенски. Чувство вины – не сахар. Бросился заслонять меня от белок, и не получилось, опять ничего не получилось. Подозревал я, что попытка эта – закрыть друга своим телом – была, по сути, героическим способом покончить с собой. Но даже тут – облом. Не добавляют такие вещи жизнелюбия.
Бодрствуем только мы да еще Скарабей, уползший в дальний угол холла, где его не достает химический свет от брошенной на пол лампы-глоустика. Он там чистится, сбрасывает порцию отходов, выделенных им после схватки с белками. Отходы эти неаппетитны, как никогда прежде, и много их, как никогда много! Снимает он там с кожи что-то вонючее, какую-то липкую пленку – с рук, с груди, даже с шеи. Бросается в глаза, как мальчик похудел.
Что касается моей собственной шеи, то она обработана и забинтована. В том месте, где Скарабей впрыснул в меня сыворотку, болит и чешется, но я терплю. Мальчик меня спас. Век ему буду обязан. И то, что его укусили первым, здорово помогло, он успел проанализировать химический состав отравы и найти средство, вызывающее деполяризацию мембраны мышечного волокна (про деполяризацию мне Эйнштейн объяснил, это вовсе не я такой умный). Беличий яд – курареподобное вещество, что облегчило задачу, поскольку вопрос с нейтрализацией таких веществ был изучен и испытан в «Детском саду», а Скарабей показывал стабильные результаты. Уникальный аномал-сорбент.
Чтобы сделать моему спасителю приятное, Эйнштейн сходил на второй этаж и принес пучок «булавок». Откуда, спрашивается, если здание, по его признанию, исхожено сталкерами вдоль и поперек? Может, у него где-то там хабар на черный день заныкан? Ладно, не важно. Важно, что эти инопланетные игрушки чем-то Скарабею нравились, успокаивая его и чуть ли не в транс вводя.
Я спросил Эйнштейна, не опасны ли для мальчика такие перегрузки: сначала себя вылечить и тут же – меня. Не произошла ли с ним катастрофическая растрата внутренних реактивов, как примерно со мной, когда я пытался на что-то воздействовать? Все в ажуре, успокоил меня босс, Скарабей восстановил свой пошатнувшийся баланс веществ, не отходя, как говорится, от кассы. Ты уж извини малыша, сказал он мне, но кровь – лучшая подзарядка для аномала-«химика». В данном случае – твоя кровь. Подзарядился малыш, можно не беспокоиться.
А что, мне не жалко. Пейте, друзья, за мое здоровье…
– Что в результате? – говорит Эйнштейн. – Получаем младенца, внешне неотличимого от человека, а на самом деле он зверь. Чутье хорошо развито, реакции великолепные, все чувства обострены, инстинкт выживания «убей или убегай». Следующий момент: формирование интеллекта. Интеллект у нас у всех подчиняется инстинктам, но в данном случае он действует примитивно и, главное, эффективно – через наиболее приемлемые для конкретной мутации качества. Подчиняясь, грубо говоря, какому-нибудь тотему. Тотем лисы будет хитрым, медведя – сильным, шакала – злобным, – это все условно, так, картинки для раскраски. Думаю, вы способны сами домыслить. Что происходит дальше с этими детьми? До трех лет мозг у них структурно формируется. А функционально продолжает формироваться и после. Но так как мутации, повторяю, меняют жизнедеятельность исключительно вниз по эволюционной лестнице, то появляются дети с инстинктами и, условно говоря, стилем реагирования, например, ящерицы. И вот такой аномал может впитывать в себя тепло и за счет этого потом долго находиться на холоде, плюс фантастическая регенерация…
