никакого отношения ни к современным существам, ни к древним динозаврусам не имеют.
Кстати, о динозаврусах. Когда я впервые услышал о них, то, не скрою, сразу подумал: вот она, разгадка тайны происхождения Цмока! Так, между прочим, думал не я один. Покойный княжич Михал из Сымонья рассуждал примерно так же. Когда он уезжал с посольством, я попросил его, кроме всего прочего, как можно больше узнать об этих диковинных зверях. Пан Михал выполнил мою просьбу, и когда он вернулся в Глебск и был там не по своей воле задержан Великим князем, я неоднократно посещал его в подземелье, и мы имели там немало долгих и весьма плодотворных бесед. Пан Михал сообщил мне много интересного о чужинских обычаях и уложениях, о системе преподавания в тамошних университетах и о работе тамошних типографий, включая некоторые тонкости полиграфического мастерства, с помощью которых можно добиться…
Однако, как бы это ни было вам интересно, мы все- таки вернемся к самому началу, к динозаврусам. Так вот, сведения, доставленные паном Михалом, меня весьма и весьма обескуражили. Я очень быстро понял, что ничего общего с Цмоком эти примитивные рептилии не имели и не имеют. Вот к златоградскому речному зверю коркодилу — это да. Или к гигантской болотной змее конекондусу, обитающей и вовсе по другую сторону Моря-Океана. У меня в коллекции есть череп конекондуса. Голова у этой твари и действительно размером с конскую. А у динозаврусов, как свидетельствовал пан Михал, бывали головы и побольше. Но разве дело в размерах? Или разве наш Цмок приводил людей в трепет единственно своей силой? Нет и еще раз нет. Я так тогда и сказал пану Михалу:
— Любезный юноша, прошу тебя, не обольщайся. Цмок — это тебе не просто гигантская ящерица о трех безмозглых головах. Цмок как раз больше всего силен умом. Умоляю тебя, держись от него как можно подальше!
Но разве было когда-нибудь такое, чтобы юность прислушалась к старости? И вот Цмок перехитрил пана Михала, увлек его в дрыгву и там утопил. Потом пришел черед и самого пана князя Сымона, отца пана Михала. Пан князь Сымон задумал осушить часть дрыгвы, это сейчас часто делается и обычно всем сходит с рук. Но пан князь хотел произвести осушение в непосредственной близости от Цмоковой берлоги — и был за это примерно наказан.
Но вот за что были наказаны пан князь Федор, пан князь Мартын и их едва ли не добрая сотня сабель с обеих сторон, тут я ума не приложу. Единственное объяснение, которое можно здесь дать, это такое: Цмок — это слепая стихия. Это все равно как молния, дотла спалившая все поле бедной вдовы. Или речной водоворот, затащивший на дно невинное дитя. Вне всякого сомнения, на совести у обоих князей, равно как и у пошедших за ними панов, было немало всякого дурного. Но ведь и среди тех, кто ничуть не пострадал при этой катастрофе, тоже немало черных душ, даже куда намного более черных.
Но уж как Цмок решил, так и решил. Вот, говорили, в прошлую охоту он взял и почему-то пощадил пана Ивана Ковдрыша. А этот пан Иван ох как горяч! Погорячее его был, насколько мне известно, только один пан Юрий из Сымонья, брат покойного пана Михала. Хотя, говоря о пане Юрии, тоже, наверное, давно уже пора прибавлять слово «покойный». Уже сколько лет тому назад пан Юрий ушел вниз по Харонусу! Все его боевые товарищи давным- давно вернулись, а его и след простыл. Он, говорят, как тогда первым прыгнул на златоградскую галеру, так они его там сразу копьем насквозь и проткнули. Как на рожон насадили! Пан Юрий сразу обмяк, как тряпичная кукла. А златоградцы кинулись на наших — и отбились. И порубили наши крючья, баграми уперлись в наш борт и оттолкнулись от него. А там ветер рванул, и мы совсем разошлись. Вот так пан Юрий, живой или мертвый, остался у них. А учитывая то, как они обращаются с пленными, то лучше бы ему быть мертвым.
Однако, что бы там ни случилось с паном Юрием, мы опять должны вернуться к самому началу, к Цмоку. Правда, на этот раз нам для этого уже не нужно будет углубляться во времена седой старины. Теперь нам будет достаточно и того, чтобы я вспомнил события всего лишь вчерашней давности. Собственно, это вчерашнее событие и побудило меня сегодня взяться за перо. Итак…
Вчерашний день выдался у нас в книгохранилище довольно-таки хлопотным. С самого утра нас постоянно кто-нибудь тревожил: то сколяры, то лекторы. И каждому нужно было отыскать чего-нибудь особенного. К вечеру голова у меня гудела как пивной котел, а бедный Ясь, мой подручный, весь взмок от постоянного лазания на верхние полки. Как хорошо, подумал я тогда, что мода на громоздкие ин-фолио ушла, похоже, без возвратно и сейчас почти все новые поступления выполняются форматом в четверть листа. Да и доски на обложку теперь берут не в вершок, а в полувершок, а то и того тоньше. Да и качество бумаги в последнее время стало неизмеримо выше. Правда, чем качественнее бумага, тем лучше она горит.
Так что у нас в книгохранилище, и я за этим строго слежу, выдача книг прекращается с наступлением сумерек, чтобы ни у кого не было соблазна разводить огонь. Чуть только начинает смеркаться, Ясь выходит в залу, стучит в пол посохом и напоминает посетителям, что мы закрываемся. До кого не доходит через уши, тому, с моего позволения, Ясь доводит по спине. Выпроводив последнего посетителя, мы запираемся изнутри на засов. Ясь растапливает печку и готовит мне легкий ужин, а я тем временем располагаюсь у себя за конторкой, зажигаю свечи — я люблю, чтобы текст был хорошо освещен, — и принимаюсь за чтение или писание. Ясь приносит мне ужин, немного вина, и я отпускаю его отдохнуть до самого утра. Иногда Ясь отдыхает прямо здесь, в книгохранилище, но по большей части он все ночи напролет шляется где-то по городу. И пусть себе! Молодость есть молодость. Я доволен Ясем, утром он всегда возвращается вовремя, готовит завтрак, будит меня, а потом весь день работает. Посетители тоже на него не в обиде.
Так и вчера: кто бы чего у него ни спросил, он тут же быстро исполнял заказ, а если заказывали паны лекторы, то он и книги им подносил до самого рабочего стола.
Но как только начало смеркаться, Ясь взял у меня посох, вышел в общую залу и принялся всех выгонять со всем присущим ему рвением. А я, вполне надеясь на него, уединился у себя за конторкой. Вот, думал я, макая перо в чернильницу, сейчас мы поработаем…
