Нсколько дальше, за колокольней, подъ большой аркой, соединяющей дворецъ архіепископа съ соборомъ, собрались нищіе, чтобы занять мста у входа въ монастырь. Богомольцы и нищіе знали другъ друга. Каждое утро они приходили первые въ соборъ и ежедневныя встрчи установили между ними братскія отношенія. Покашливая, они жаловались другъ другу на утренній холодъ и на звонаря, медлившаго открыть двери.
Наконецъ, за аркой архіепископскаго дворца открылась дверь; то была дверь лстницы, которая вела на колокольню и въ квартиры церковныхъ служащихъ. Оттуда вышелъ человкъ и перешелъ черезъ улицу съ огромной связкой ключей въ рукахъ. Окруженный ранними постителями храма, онъ сталъ открывать стрльчатую дверь нижняго монастыря, узкую, какъ бойница. Габріэль узналъ звонаря Маріано. Чтобы не показаться ему на глаза, онъ отошелъ въ сторону, предоставляя остальнымъ врываться въ соборъ, точно въ страх, что у нихъ отнимутъ ихъ мста.
Спустя нсколько времени, онъ ршилъ, наконецъ, послдовать за другими и спустился внизъ по семи ступенямъ. Соборъ, построенный въ углубленіи почвы, былъ ниже сосднихъ улицъ.
Внутри ничто не измнилось. Вдоль стнъ тянулись большія фрески Байе и Маельи, изображавшія подвиги и славу святого Евлогія, его проповдничество въ стран мавровъ и жестокія пытки, которымъ его подвергали язычники; послднихъ легко было узнать по высокимъ тюрбанамъ и огромнымъ усамъ. Во внутренней части двери del Mollete изображена была варварская пытка младенца Гвардія – преданіе, порожденное одновременно въ разныхъ католическихъ городахъ яростнымъ антисемитизмомъ: картина изображала закланіе христіанскаго младенца жестокими съ виду евреями, которые похищаютъ его изъ дому, и распинаютъ, чтобы вырвать у него сердце и выпить его кровь.
Сырость разрушила въ значительной степени эту фантастическую картину, но Габріэль всетаки могъ еще различить зловщее лицо еврея, стоящаго у подножья креста, и свирпый жестъ другого, который, держа ножъ во рту, наклоняется, чтобы передать ему сердце маленькаго мученика; эти театральныя фигуры не разъ тревожили его дтскіе сны.
Въ саду, расположенномъ между четырьмя портиками монастыря, росли среди зимы высокіе лавры и кипарисы, и втви ихъ пробивались сквозь ршетки, замыкающія пять аркадъ съ каждой стороны до высоты капителей. Габріэль долго глядлъ на садъ, расположенный настолько выше монастырскаго двора, что голова Габріэля была на одномъ уровн съ землей, которую нкогда обрабатывалъ его отецъ. Наконецъ-то онъ снова видитъ этотъ уголокъ земли, этотъ 'patio', превращенный въ фруктовый садъ канониками прежнихъ вковъ. Онъ вспоминалъ о немъ не разъ, гуляя по Булонскому лсу или по Гайдъ-Парку въ Лондон. Садъ толедскаго собора казался ему самымъ прекраснымъ въ мір, потому что это былъ первый садъ, который онъ видлъ въ жизни.
Нищіе, сидвшіе на ступенькахъ, стали съ любопытствомъ слдить за нимъ глазами, не ршаясь протянуть ему руку за милостыней. Они не могли понять, кто этотъ незнакомецъ, явившійся на зар въ потертомъ плащ, смятой шляп и стоптанныхъ башмакахъ – туристъ ли, или такой же нищій, какъ они, который ищетъ, гд ему примоститься, чтобы просить подаянія.
Чтобы избавиться отъ ихъ назойливаго любопытства, Габріэль прошелъ дальше и дошелъ до двухъ дверей, соединяющихъ монастырь съ церковью. Одна изъ нихъ, дверь Введенія, вся изъ благо камня, отдланная тончайшей рзьбой, сверкала, какъ драгоцнная игрушка ювелирной работы. Немного дальше за дверью находилась клтка лстницы Теноріо, по которой архіепископы спускались изъ своего дворца въ соборъ. Стны лстницы украшены были готическими узорами и большими щитами, а внизу, почти касаясь земли, находился знаменитый 'свтовой камень' – тонкая полоса мрамора, прозрачная какъ стекло, она освщаетъ лстницу и составляетъ главный предметъ восхищенія крестьянъ, когда они осматриваютъ соборъ. Затмъ шла дверь святой Каталины, черная съ позолотой, украшенная разноцвтными листьями, изображеніями замковъ и львовъ и двумя статуями пророковъ.
Габріэль отошелъ на нсколько шаговъ, услышавъ, что извнутри отпираютъ замокъ. Дверь открывалъ звонарь, обходившій церковь, открывая вс входы. Изъ двери выскочила прежде всего собака, вытянувъ шею и громко лая, очевидно отъ голода. Затмъ появились два человка въ темныхъ плащахъ, съ надвинутыми на глаза шляпами. Звонарь придержалъ половинку двери, чтобы дать имъ пройти.
– Съ добрымъ утромъ, Маріано! -сказалъ одинъ изъ нихъ, прощаясь съ звонаремъ.
– Съ добрымъ утромъ и спокойной ночи. Вы вдь спать идете… Пріятнаго сна!
Габріэль узналъ ночныхъ сторожей. Запертые въ церкви съ вечера наканун, они отправлялись теперь домой спать. А собака побжала въ семинарію, гд для нея припасали объдки отъ обда семинаристовъ. Тамъ она оставалась всегда до тхъ поръ, пока сторожа не приходили за нею, чтобы снова запереть ее съ собой на ночь въ церковь.
Луна спустился по ступенькамъ и проникъ въ соборъ. Едва онъ ступилъ на плиты храма, какъ почувствовалъ на лиц ласку свжаго и нсколько липкаго воздуха подземелья. Было еще совершенно темно. Наверху сотни цвтныхъ стеколъ, освщавшихъ пять кораблей собора, загорались утреннимъ свтомъ. Они казались волшебными цвтами, раскрывающимися навстрчу лучамъ дня. Внизу, между огромными колоннами, образующими каменный лсъ, все еще царилъ мракъ, разрываемый мстами краснымъ пламенемъ лампадъ, зажженныхъ въ часовняхъ. Летучія мыши носились промежъ скрещивающихся колоннъ, какъ бы стараясь продлить свое владычество въ храм, пока не скользнутъ въ окна первые лучи солнца. Он тихо пролетали надъ головами людей, склоненныхъ у алтарей и молившихся вслухъ съ радостнымъ чувствомъ, что въ этотъ часъ они въ храм какъ у себя дома. Другіе разговаривали съ церковными служащими, которые входили во вс двери, сонные, звая, какъ рабочіе, отправляющіеся въ мастерскія. Въ темнот мелькали черныя пятна длинныхъ рясъ, направлявшихся къ ризниц и останавливавшихся передъ каждымъ алтаремъ для долгаго колнопреклоненія. Вдали двигался невидимый въ темнот звонарь,- объ его присутствіи можно было догадаться по звону ключей и по скрипу открываемыхъ дверей.
Храмъ просыпался. Громко хлопали двери, и шумъ отзывался во всхъ углахъ. Въ ризниц натирали полъ съ шумомъ, напоминавшимъ скрипъ огромной пилы. Служки счищали пыль съ знаменитыхъ креселъ хора, и шумъ разносился по всей церкви. Соборъ точно просыпался отъ сна, нервно потягивался и жалобно стоналъ отъ каждаго прикосновенія. Звуки шаговъ будили оглушительное эхо, точно глубоко сотрясая вс могилы королей, архіепископовъ и воиновъ, погребенныхъ подъ плитами. Въ собор было еще холодне, чмъ снаружи. Къ низкой температур присоединялась сырость почвы, прорзанной дренажными трубами, и просачиваніе подпочвенныхъ стоячихъ водъ, которыя заливали плиты и служили постояннымъ источникомъ простуды канониковъ, составляющихъ хоръ,- 'укорачивая ихъ жизнь', какъ они говорили жалобнымъ голосомъ.
Утренній свтъ сталъ разливаться во всемъ собор. Изъ разсявшагося мрака выступала близна толедскаго собора, блескъ его камня, длающій его самымъ прекраснымъ и радостнымъ храмомъ на свт. Выступали во всей своей красот и смлой стройности восемьдесятъ восемь пилястръ, мощныхъ пучковъ колоннъ, смло поднимающихся вверхъ, блыхъ какъ затвердвшій снгъ, скрещивающихъ и сплетающихъ свои втви, служа подпорой для сводовъ. А наверху открывались окна со своими цвтными стеклами, похожія на волшебные сады, въ которыхъ распускаются свтящіеся цвты.
Габріэль слъ на подножіе одной пилястры, между двумя колоннами, но долженъ былъ подняться черезъ нсколько, мгновеній. Сырость камня, могильный холодъ, наполнявшій весь соборъ, пронизывалъ его до костей. Онъ сталъ переходить съ мста на мсто, привлекая вниманіе молящихся, которые прерывали молитвы, чтобы глядть на него. Незнакомецъ, явившійся въ храмъ въ ранніе часы, принадлежавшіе завсегдатаямъ собора, возбуждалъ общее любопытство. Звонарь встртился съ нимъ нсколько разъ и каждый разъ оглядывалъ его съ нкоторымъ безпокойствомъ,- этотъ незнакомецъ, имвшій видъ бродяги, не внушалъ ему большого доврія, особенно въ такой ранній часъ, когда трудно услдить за сокровищами часовенъ.
Около главнаго алтаря Габріэль встртилъ еще одного человка. Его онъ зналъ. Это былъ Эвзебій, ключарь часовни Святилища. Его звали 'Голубымъ', Azul de la Virgen, потому что онъ носилъ во время церковныхъ празднествъ голубую одежду. Прошло шесть лтъ съ тхъ поръ, какъ Габріэль видлъ его въ послдній разъ, но онъ не забылъ его жирную фигуру, прыщеватое лицо, низкій морщинистый лобъ, окаймленный взъерошенными волосами, и бычачью шею, превращавшую его дыханіе въ пыхтніе. Вс служащіе, жившіе въ верхнемъ монастыр, завидовали ему, такъ какъ его должность была очень доходная и онъ пользовался благосклонностью архіепископа и канониковъ.
'Голубой' считалъ соборъ какъ бы своей собственностью и почти готовъ былъ выгнать изъ храма всхъ, кто ему не нравился. Увидавъ прогуливающагося по церкви бродягу, онъ устремилъ на него дерзкій взглядъ и нахмурилъ брови:- гд это онъ видлъ этого молодца?- Габріэль замтилъ, что онъ напрягаетъ память, и чтобы отдлаться отъ его пытливаго взгляда, повернулся къ нему спиной, длая видъ, что разсматриваетъ образъ,
