куда-то в туманную даль. А из тумана, будто бы на сдачу, приплыли новые звуки. Кто-то отчаянно, во всю глотку, матерился и между нецензурными тирадами пытался петь:
– Сир-реневый тума-ан… под нами проплывает, над тамбуром горит… кондуктор не спешит!
Певец безбожно перевирал и текст, и мелодию, но ему было простительно, поскольку делал он это с огромным воодушевлением, как изрядно поддавший клиент караоке-бара. Тепловоз снова дал гудок, будто бы сигнализируя, что пора вступать новому певцу, и действительно послышался новый вопль:
– Все стало вокр-руг голубым и зеле-еным, – протяжно выдал новый солист, – из поганых болот чьи-то тени встают!
Тепловоз дал два коротких гудка.
До Бондарева наконец дошло, что базлают не кочевники, а бригада тепловоза. Пели они, как пьяные, но при этом исправно выполняли свою работу. Поезд медленно, но равномерно двигался по аномальному участку. Похоже, машинист и его помощник, не доверяя по каким-то причинам фильтрующему снаряжению, нашли свой способ борьбы с «глюками» от болотных испарений. На «дурь» внешнюю они отвечали дурью внутренней, на всю катушку выплескивая эмоции. Что ж, защита может быть любой, главное, чтобы действовала.
Бондарев же по-прежнему надеялся на силу воли, хотя и понимал, что она подводит. Ведь бирюзовое небо и солнце-веретено были плодами подстегнутой испарениями фантазии, а не реальностью.
Постепенно Денис начал понимать, что его способ защиты дал еще одну трещину, и весьма серьезную. Майор начал «загружаться», мысли потекли вяло, полусонно, а тело охватило оцепенение. Прошло неопределенное время, и перед внутренним взором начали мелькать обрывочные видения…
…Бондарев снова вернулся в прошлое, как это случилось перед последней атакой наемников Кравченко. Полустертые воспоминания вновь стали всплывать на поверхность и медленно трансформироваться в достаточно внятные сцены из довоенной жизни. Память по-прежнему отказывалась выдавать ключевую информацию, но Денис цеплялся за любые возможности окончательно вспомнить все.
На этот раз воспоминание было не таким четким, как предыдущие, имело признаки сна, но в целом оставалось воспоминанием, а не фантазией на заданную тему. Бондарев сосредоточился и представил себе, что, поработав ломом, заглядывает в воображаемую «трещину» в стенке «сейфа» с секретными воспоминаниями.
Денис опять видел себя в своем старом бункере и снова в тот самый момент, когда до полной эвакуации оставались считаные часы или даже минуты. Похоже, это был выпавший из прошлого озарения-воспоминания промежуток между последним общим собранием «консерваторов», как пошутил кто-то из офицеров, то есть персонала, который остался консервировать бункер, и финальным совещанием в кабинете у коменданта секретного объекта полковника Кулдыка. Именно в этот час Бондарев совершил прощальный обход всех отсеков и уровней бункера. С ним по объекту прогулялись еще три человека. Главный Техник, Сапер и командир группы Спецназа. Их имен и званий Бондарев по-прежнему не помнил. Но зато Денис вспомнил кое-какие важные детали.
То, что Техник был близким другом Бондарева, майор вспомнил еще в прошлый раз. Теперь же к этому воспоминанию добавилась еще одна деталь. Техник был женат на двоюродной сестре Юли Бондаревой. Вот так вот, друзья, да еще и родственники. Возможно, это имело особое значение.
Про Сапера и Спецназовца Бондарев вспомнил не столь значительные факты. Первый был задумчивым, нескладным и больше интересовался биологией и медициной, чем химией взрывчатых веществ. Денис подозревал, что это увлечение Сапера связано вовсе не с ошибочным выбором профессии. Офицер «неровно дышал» к начальнице медчасти, и хобби помогало ему находить общие темы для общения с очаровательным капитаном медслужбы. Так что хобби делу не мешало. Сапер все равно оставался весьма искусным специалистом по минированию.
Что касается Спецназовца, между его обликом и профессией также имелась небольшая нестыковка. Выглядел он самым обычным офицером, даже не слишком спортивным, а между тем имел все мыслимые титулы и награды профильных соревнований. Он был лучшим чуть ли не во всем: от рукопашного боя и тактики до снайперской стрельбы. Да и боевой опыт имел.
Большего о товарищах Денис пока вспомнить не мог. Зато вспомнил, где инспекция задержалась чуть дольше обычного. Это был самый нижний, маркированный буквой «С», уровень бункера. На самом деле уровней было не так много, всего шесть, но после «Д» вместо «Е» шла буква «С». Объяснялось это просто. В документах уровень именовался «Специальным». А между своими его называли «спецтрансом». Потому что… Черт побери! Бондарев не помнил почему! Зато теперь он мог уверенно сказать, что это был самый просторный и доверху напичканный серьезным оборудованием уровень. Он вспомнил, что в нем было девять отсеков, как на подводной лодке, и в одном из отсеков располагался атомный энергоблок – тоже в точности, как на подлодке. Эту часть уровня местные шутники даже называли «лодочным мотором» или «Вихрем». Но почему в целом уровень прозвали «спецтрансом»? В этом содержался намек на какое-то особое оборудование? На особый транспорт, упрятанный в отсеках уровня? Или на ракеты в шахтах? Тоже спецтранспорт, если по большому счету, только без обратных рейсов. Какие еще варианты? Ветка спецметро?
Последняя мысль ненадолго зацепила. В прошлом воспоминании Профессор из «Вектора» сказал, что выберется из бункера с помощью спецтранспорта. Не на подземную ли ветку был намек? Денис повертел вариант так и этак, но отбросил как несостоятельный. Профессор собирался умотать на свой полигон. За сотни километров, да еще на территорию другой в те времена страны. Тоннель, конечно, мог остаться с советских времен, но не такой длины!
«Но ведь эшелон, который вывез из бункера начальство, основной персонал и все стратегические секреты, формировался в гигантском подземном депо. Если строители сумели вырыть и перекрыть бетонными конструкциями целый карьер, почему бы им ни прорыть тоннель? Хотя, конечно, четыреста
