– Почему, Сергей Александрович? Ведь нам платят не за это, – поинтересовался заместитель.
– Да, мы наёмники, – согласился Ястреб, – и война – наша профессия. Война, а не карательные рейды, мы не палачи и не ищейки, я солдат и желаю воевать с профессионалами, с такими же солдатами. А беглецов своих Таран пусть сам ловит, это его охранник и его тёлка, вот пусть и разбирается, у него же есть опричники из СБ.
– Палачи, – скривился Всеволод.
– Там тоже всякие, – покачал головой полковник, – но в основном ты прав, думаю, очень скоро они превратятся в карательный отряд СС. События на шахте показали, что они это делать умеют. А насчет парочки любовников забудь! Пусть бегают. Если они прибавят Тарану головной боли, я им ещё и спасибо скажу. – Полковник глянул на экран ноутбука и снова посмотрел на Всеволода. – Я бы тоже ушёл, но повязан с Тарановым кровью, большой кровью. Ложиться под него и предавать всё, во что верю, не собираюсь. Буду вставлять ему палки в колёса, пока могу. И эти двое – та самая палочка. Иди, Сева, и сделай так, чтобы наши люди их не нашли.
Заместитель кивнул и, молча, вышел. Через пять минут группа поиска, находившаяся в двух шагах от беглецов, ушла в противоположном направлении.
– Алина, ты есть хочешь? – стоя возле двери, спросила девушка.
– Нет, спасибо, – ответила девочка.
С Ниной она была вежлива, но от расспросов и откровенного разговора уклонялась, и Красновой никак не удавалось растопить ледок на сердце ребёнка.
Нина пожала плечами и вернулась в кухню, где проглядывала на ноутбуке новостную ленту. Она не имела опыта в общении с детьми, но знала, кто может помочь. Вадим взял на воспитание сына погибшей сестры и нашел с мальчишкой общий язык, возможно, он поможет и с Алиной? Нина понимала, что из Москвы нужно срочно уносить ноги, она уже отправила Вадиму несколько сообщений по электронной почте и в ICQ, но в Сети его не было уже несколько дней. Но при этом она прекрасно знала, что Токарев не тот человек, который исчезает бесследно, а значит, нужно ехать к нему. Их разделяло всего сто семьдесят километров.
– Нина, – раздался за спиной девушки голос Алины, – прости меня, пожалуйста, – попросила девочка, садясь напротив Красновой, – просто мне тяжело смириться с тем, что папы нет.
– Я понимаю тебя, – погладив девочку по голове, грустно сказала Нина, – я тоже сирота, обо мне заботился двоюродный брат Вадим. Хочешь чаю?
– Хочу, – впервые за два дня улыбнувшись, ответила Алина. – А как ты с папой познакомилась?
Нина на секунду задумалась и решила правду не говорить.
– Однажды твой папа спас мне жизнь, я очень благодарна ему, если бы не он, меня бы здесь не было.
Алина слегка погрустнела.
– Это тебя он прикрыл собой? – после неловкой паузы спросила девочка.
Нина выронила чашку, та ударилась об пол и разлетелась на множество фарфоровых осколков.
– Не вини себя, – совершенно взрослым голосом сказала Алина и, взяв веник, принялась сметать осколки в совок. – Я знаю папу, и, если бы всё произошло снова, он бы поступил точно так же.
Нина сделал шаг и обняла Алину:
– Прости меня, это я виновата, он погиб из-за меня. Если бы я не оказалась там, он бы… – и Краснова разревелась.
– Не вини себя, – снова попросила Алина, – нам понадобится много сил, чтобы выжить в этом городе.
Нина последний раз всхлипнула, забрала у девочки веник и быстро смела осколки.
– Алина, – сев напротив ребёнка, наконец, произнесла Краснова, – я хочу с тобой серьёзно поговорить. В Москве оставаться нельзя, мы можем уехать к моему двоюродному брату во Владимир, это недалеко отсюда.
– Почему нельзя? – спросила девочка.
Нина развернула к ней экран ноутбука, где висел заголовок статьи: «Москву захлёстывает волна насилия».
– Банды мародёров грабят брошенные квартиры, полиция не может поспеть везде.
– А во Владимире, думаешь, этого нет? – спросила Алина.
– Может, и есть, – согласилась Нина, – но там город не такой большой, и там живёт человек, который сможет нас защитить. Вадим хороший боец, хоть больше и не служит в армии.
– Мне не хочется отсюда уезжать, – немного подумав, сказала девочка.
Она разительно изменилась со времени их первой встречи. Если тогда, в коридоре интерната, перед Ниной стоял ребёнок, то теперь это был уже подросток, серьёзный и рассудительный.
– Тут мама, папа… – Алина вздохнула. – Но ты права, Москва всегда была злой, а сейчас ещё хуже, вся грязь всплыла на поверхность, так папа
