– Ну, хоть попугать… Гляньте!
На изрядно помятом листе грубой бумаги довольно внятно чернилами был изображен кривобокий четырехугольник – крепостные стены. Внутри располагалось больше десятка маленьких прямоугольников – надо полагать, домов.
– Вот здесь и здесь – ворота, – указал вилкой Баранов, – а тут – две амбразуры для пушек. Верно?
– Истинно так, – кивнул Нестор, – а в огороже сей дырья имеются, чтоб, значит, с ружей стрелять.
– Что у них за пушки?
– Ну… – почесал затылок промышленный. – С чугуна, кажись, литы. Длины как отсель и досель. А в дуле дырка, ну, на взгляд, вот така!
– Фальконеты малого калибра, – определил Лисянский. – Много?
– Тока два видал, может, где ишшо заныканы.
– Гарнизон?
– Это чо ж?
– Ну, солдат, воинов там сколько?
– Э-э, ваш-бродь, нешто их сочтешь? В каждой барабаре человек с полста, а то и поболе. Да бабы, да детишки. Аки селедки в бочке набились!
– Однако… – Лисянский посмотрел на Баранова. – Больше пятисот боеспособных мужчин?
– Что ж, такое возможно, – кивнул правитель. – Сколь их тут есть на острове, все и сбежались. Они ж все друг за друга ответчики. А скажи-ка нам, Нестор, каки там колоши? Одного племени иль разные?
– Ну, Ликсандр Андреич, по мне так оне все на одно лицо.
– Одежда, оружие, краска на рожах у всех едина иль разная? Нешто не приметил?
– Э-э, кажись, малость разная. Кучкуются по своим, опять же. Одне, значится, с перьями, другие так ходют…
– А это вам зачем? – удивился Лисянский.
– Ох-хо-хо… – вздохнул Баранов. – Похоже, в крепости засели не одни киксади. Знать бы, что да как… А главный-то кто?
– Да тоен ихний, Катлиан кличут. Сказывают, превеликого геройства колош.
– Знаю такого. То – племянник Скаутлелта. А что ты там на берегу – под тыном-то видел?
– Дык, сказывал же!
– Еще раз расскажи – язык не отвалится!
– Судя по всему, – вступил Лисянский, – обращенный к нам склон почти открыт. Кроме редких кустов на нем нет препятствий для движения, но нет и укрытий. А что на той стороне, где вторые ворота?
– Да почти та ж песня – кусты да камни! – заверил Нестор. – Однако ж близ ворот и ниже тропа широка натоптана. Мнится мне, по ней на телеге, может, и не проехать, а пушку малую подтянуть можно.
– А почто? Сам же указал, с каких бревен стены рублены. Малым ядром не пробить!
– Дык, ваш-бродь, почто ж в стены-та пулять? Сказывал же: подтянуть пушки к воротам и долбить ядрами, покуда не развалятся. Оне ж с бревен потоньше связаны, чтоб значится, отвалить на сторону можно было. А коли пушек да припасу вдоволь сыщется, дык на те и на эти ворота враз навалиться – оно и ладно будет!
– Видали, каков стратег! – сказал Баранов Лисянскому, а потом обратился к промышленному: – Ну, ступай, покуда, Нестор. Нам тут с господином капитан-лейтенантом кой-что перетолковать надобно.
Едва промышленный вышел, Лисянский обратился ко мне:
– А вы что скажете, господин агент?
Такого поворота событий я не ожидал и слегка растерялся. Однако ненадолго – решил нырнуть, как головой в омут:
– Господин капитан-лейтенант, я уже пытался высказать свое мнение о происходящих событиях. Изложу подробнее. У вас статус представителя имперского флора, представителя державы. Здесь наблюдается конфликт инородцев и русских промышленников. Можно, конечно, считать резню, учиненную колошами два года назад, бунтом или мятежом. Однако такой подход правомерен, если они предварительно признали себя подданными его императорского величества. Было такое? – спросил я Баранова. – Если честно и по всем правилам – с присягой и прочее?
– Ну-у… – замялся правитель. – Открытый Лист Скаутлелту вручил… Договорились полюбовно, однако ж обманули мерзавцы!
– Вот видите! – перенес я внимание на Лисянского. – Правовые основы конфликта туманны и неоднозначны. По сути дела речь идет о нарушении личных договоренностей между сторонами. Вам бы, Юрий Федорович, встать над схваткой. Встать, как представителю державы Российской! Ну, скажем, собрать предводителей той и другой стороны, заслушать претензии, вынести решение – суровое, но справедливое. И уже для исполнения того решения использовать ваши ружья и пушки – наказать виновных! Глядишь, эти колоши и присягу принесли бы, и верными подданными короны нашей стали. А ежели их бить без разбора и спроса, то…
– Вон! – прервал меня Баранов. Кровь прилила к его лицу, он сделался почти страшен. – Вон отсюда, бл… сын! В железа его и пороть!
