– Слушай, друг, а давай поедим!
– Давай, – согласился я и сразу почувствовал свой извечный бездонный голод.
Глава 7
Предатель
Вообще-то, я люблю и умею готовить, но почти никогда этим не занимаюсь. По странному свойству то ли характера, то ли организма, чувство меры у меня отсутствует напрочь, полностью сытым я не бываю никогда. Поэтому запасать дома продукты для готовки бесполезно – обязательно не удержусь и все сразу съем. Правда, потом могу пару дней обходиться вообще без пищи и никаких особых мук не испытывать. В этой связи, дабы избавить себя любимого от лишних хлопот, я предпочитаю столоваться на стороне – по точкам «общепита». По моим наблюдениям, сегодня никто никакой добычи в лагерь не приносил. Значит, употреблять в пищу придется нечто, добытое до великого похода на ханди. Почему-то эта мысль никакого содрогания у меня не вызвала.
В итоге с вожаком мы расстались вполне мирно. Правда, сгибаться я не мог, так как был набит мясом под завязку – чуть что, и оно полезет из всех дырок. Я бы, конечно, съел что-нибудь еще, но больше мне ничего не предложили. Тем не менее, чувство глубокого морального удовлетворения имело место быть – почти все выяснил! Осталось прояснить пустячок – кто такие лахузы? Кого бы спросить?
Между жилищ мелькнула знакомая фигурка – Тоблу тащила на спине здоровенный кусок мяса вместе со шкурой. Останавливать ее я не стал, а побрел следом. Потом я некоторое время стоял в сторонке и наблюдал мирный быт местного общества. Возле «вигвама» горел костер. Две женщины готовили мясо: нанизав кусок на палку, пытались его обжарить – не в пламени, конечно, а сбоку костра, где были угли. Мясо было, как говорится, не первой свежести, и запашок вокруг стоял еще тот. Чуть в стороне двое тощих лохматых, бородатых мужиков развлекались колкой мелких костей с целью добычи костного мозга. Делали они это довольно вяло и без особой надежды на успех – вероятно, перебирали остатки былых трапез в ожидании основного ужина. Свалив свою ношу на землю, Тоб-лу принялась острым камнем отделять части от целого. Мясо было жестким, волокнистым и резалось плохо. Кусок был облеплен присохшей шерстью, травой и землей, но мыть его, конечно, никто не собирался.
– Прекрати! – сказал я, с трудом присаживаясь у костра на корточки. – Говори со мной!
Женщина оставила работу, подняла голову и выжидательно уставилась на меня.
– Будешь смеяться – убью! – предупредил я. – Кто такие лахузы?
– Да вон они!
– Угу…
Пришлось, кряхтя, подниматься и идти к мужикам. Одного я взял за волосы, поднял на ноги и стал рассматривать: «Фенотип явно кроманьонский. Это как же?!»
– Ты кто? – спросил я и отпустил захват.
– Человек… – последовал робкий ответ.
– Врешь! Ты – ханди, я же вижу!
– Я человек! – стоял на своем туземец.
– Почему ты живешь здесь? Почему не уходишь к своим?
– Потому что свои – здесь, мое место – здесь, – заверил туземец.
– А-а, понял! – хлопнул я себя по лбу. – Так и должно быть! Но у ханди ты ты был бы как все, а здесь ты – лахуз.
– Мое место здесь, – покачал головой мужчина. – Чужака никто не примет. Проверено.
Пока мы беседовали, второй – лохматый-бородатый лахуз – сосредоточенно долбил камнем мосол. Его труды увенчались успехом – раздался хруст, за которым последовал радостный возглас:
– Получилось! Есть!
И, после паузы:
– Слышь, ты, новый «сильный» мужчина, не желаешь полакомиться?
– Желаю, – милостиво кивнул я.
– Держи! – он протянул мне расколотую кость. – Только там осколки острые – язык не проколи!
– Да уж как-нибудь… – буркнул я, пытаясь извлечь мозг. – Вы меня еще учить будете.
Мелкие острые косточки я выкинул прочь. Мозг оказался этакой целенькой неповрежденной колбаской, только она никак не вытаскивалась. Тогда я подошел к костру и стал греть кость в пламени. Когда жидкость забулькала-зашипела, я извлек пальцами похудевшую «колбаску» мозга и отправил в рот.
