что? В чем могущество? И тут же ответил сам себе: если послать эту женщину на рынок, дать ей нож и приказать убить работорговца, который довел ее до такого состояния, – ведь убьет! Как убьет любого другого, на кого он, Илар, покажет! И убить ее невозможно – она уже мертва! Ну да, можно отрубить ей руки-ноги, чтобы она не могла идти и убивать, но ведь это еще нужно догадаться так сделать! Подходит к жертве, и… ррраз! Покойник!
Илар помотал головой, отгоняя дурные мысли, сел рядом с больной, открутил фитиль у фонаря, неверным огоньком освещающего столик, на котором стояли снадобья, и постель, где лежала накрытая периной женщина.
Белые волосы, как у старушки. Лицо в поту. Полные губы выглядели странно на изможденном, сухом лице, они растрескались от жара, сжигавшего больную изнутри. Впрочем, он заметил – не так все и плохо. Раньше она была бледной как простыня, иссиня-бледной, теперь слегка порозовела, задышала, пусть и с присвистом, но гораздо ровнее, глубже.
Илар подивился – вот что могут сделать травники, и ведь без всякой магии! Немного позавидовал и задумался… Да, пусть Даран учится у шаманки. Получит знания, которые всегда пригодятся в жизни.
Протянул руку, приложил ладонь ко лбу женщины – горячая, но не огненная, как раньше. Когда больную тащили в дом, жар ее тела обжигал даже сквозь одежду.
Женщина дернулась, открыла глаза – синие, как небо. Илар удивился чистоте глаз; если что-то осталось здоровое в теле несчастной, так это глаза. Приблизил фонарь к лицу больной, и брови взлетели вверх – почему-то он считал, что эта женщина если не старуха, то никак не младше матери. Ей же было не более двадцати лет, а может, и того меньше!
– Молодая, – тихо шепнули сзади. Илар резко обернулся и едва не выругался. – Легана подкралась тихо, незаметно; мышь не пробежит тише, чем эта шаманка.
– Напугала! – нахмурился Илар. – Нельзя же так красться! Почему-то я думал, что она гораздо старше, а оказалось – совсем девчонка…
– А кого болезнь красит? – усмехнулась шаманка. – Все будет в порядке, я знаю. Она пошла на выздоровление. Прости, что я тебя напугала, – привыкла ходить бесшумно. В джунглях те, кто ходит громко, долго не живут.
– Ты ее знала? – Илар продолжал рассматривать девушку, бессмысленно смотрящую в потолок. – А почему она не говорит? Глаза-то открыты.
– Снадобье не дает ей очнуться, – усмехнулась шаманка. – Она вроде бодрствует, но вроде и спит. Ей не надо сейчас просыпаться – попозже я дам ей мясной отвар с мясной кашицей, надо ее силы поддержать. Что касается того, знаю я ее или не знаю, – не знаю. Слышала, что ее держат где-то рядом. Работорговец кричал, что она подцепила легочную заразу и теперь ее жизнь не стоит и медяка.
– А два золотых все-таки содрал! – усмехнулся Илар.
– Это же торгаш, чего ты от него ждешь? Раздачи денег бедным? Свободу всем его рабам? Он отвратительный. У короко нет рабов. Это присуще только белой расе – владеть другими людьми.
– А откуда она? Я не видел еще людей с такой белой кожей и белыми волосами.
– Чего гадать? Вот выздоровеет, и сама нам расскажет. Пойдем-ка, ужинать пора. Мы там собрали кое-что, поедим да спать. Сегодня был тяжелый день. Но счастливый! – Лицо шаманки озарилось улыбкой, Илар не выдержал и тоже улыбнулся в ответ. Что будет дальше – неизвестно, но пока все шло совсем неплохо.
В последний раз звякнула струна, далир затих, вибрируя под руками Илара, а полный краснолицый мужчина, сидевший перед музыкантом, довольно кивнул:
– Недурно, совсем недурно. Ну что же, давай обсудим условия. Что ты хочешь получать за свою игру?
– Как обычно – вечернюю плату плюс то, что накидают мне гости. Каждый час перерыв на отдых, бесплатно еда и питье – кроме вина. Кстати, вино я не пью.
– Да? Молодец! – снова кивнул трактирщик. – Пристрастие к вину – главная болезнь музыкантов. Вроде и музыкант хороший, люди его любят, а как впадет в запой – все, толку от него никакого. Сколько у меня этих музыкантов перебывало – уму непостижимо. В общем, так: три серебреника за вечер – кстати, это много для того, кто только начинает! Другие и серебреника не имеют! То, что накидают, – все твое. Еда, питье – кроме вина.
– Для меня и моего помощника, – поправился Илар.
– Для тебя и твоего помощника, – кивнул мужчина. – Выходной – один в неделю. Предупреждай заранее, когда соберешься отдыхать. Ну и… все вроде бы. Только работа и деньги, больше ничего. Да, вот что – с моими музыкантами сам улаживай отношения. Не люблю я этих скандалов.
– Нет, ну интересное дело – а если они меня изобьют или убьют? – заволновался Илар. – Что тогда, лучше будет?
– Не убьют, – пожал плечами трактирщик, – но скандалить могут. Побить слегка могут. Извини, ты взрослый парень, должен сам справляться со своими проблемами. Я тебе предоставляю работу на хороших условиях, что я еще должен сделать? На руках тебя носить? В общем, так: если согласен, сегодня приходи работать к девятнадцатому колоколу. Уходишь после первого колокола. Дольше чем до первого колокола в столице шуметь запрещено – указ императора. Теперь прощай – или до вечера.
Трактирщик тяжело встал, его толстые щеки заколыхались под своей тяжестью. Илар тоже вскочил, уже на ходу упаковал далир и выскочил в зал.
В большом трактирном зале было пока еще пусто. В углу сидели двое мужчин, они походили на купцов. Мужчины живо обсуждали какие-то свои
