– Вот мы туда и едем.
Путешествие, если марш целого батальона по вражеской стране можно назвать путешествием, проходило спокойно. Встреченные на дороге английские патрули безжалостно вырубались в скоротечных схватках, пару раз колонну обстреляли неизвестные, не причинив, впрочем, никакого ущерба, а ближе к Лондону местность вообще обезлюдела. Видимо, тут хорошо поработали армейские вербовщики, забирая под королевские знамена всех без исключения.
– Когда мы будем на месте, капитан?
Лопухин пожал плечами и не ответил. Император не стал больше его беспокоить и сам замолчал, погрузившись в размышления. Вернее, мысль была всего одна – не сделал ли он самую главную в жизни ошибку, доверившись предложениям герцога Роберта? И где теперь искать этого чертова Кавендиша с его кораблем и возможностью отплыть в Новый Свет? И еще одна мысль всплывала из глубин сознания, но вот ее Бонапарт в себе изо всех сил давил и не давал выбраться наружу. Мысль о повторном побеге оказалась на диво живучей и оставлять императора категорически отказывалась. А может, и в самом деле…
Пока Бонапарт отдавался во власть мрачных дум, произошло зауряднейшее на первый взгляд событие, впоследствии оказавшееся роковым для жителей всего Соединенного Королевства вообще и особенно жителей Лондона в частности. Точнее, не само событие, а образовавшаяся цепочка совпадений, случайностей и прочих мелочей, давшая толчок к бесславному падению британской столицы. Итак, передовой дозор привел пленного…
Заинтересовавшийся Наполеон попридержал коня, и в полной мере смог оценить красоту специфических выражений русского языка, употребляемых майором Толстым для объяснения двум сержантам всей их неправоты. В переводе на более-менее человеческую речь это звучало примерно так:
– Позвольте узнать, господа сержанты, какого черта вы приперли эту дохлятину? У нас, слава богу, не передвижная живодерня, и даже не мастерская по выделке немецких сосисок. Зачем притащили мне эту падаль, кто ответит?
– Федор Иванович, он же еще живой!
– Вот в этом и заключается ваша ошибка, господа! Даже не ошибка, тут целым преступлением попахивает. Маленьким таким преступлением, вроде неуместного благородства по отношению к противнику. Кто и чем его кормить будет, я спрашиваю? – Толстой сделал паузу, набирая в грудь воздух, и с новой силой обрушил на виновных начальственный гнев. – Или вам подвигов захотелось? Вот это, как я понимаю, офицер?
– Так точно!
– Ага, и за его пленение полагается награда. – Майор опять замолчал, и лица сержантов озарились довольными улыбками. – Кошачью пипирду вам, господа, а не медали. У нас есть приказ, и наши награды ждут нас только после его выполнения, и никак не раньше. И за выполнение! Надеюсь, я понятно объясняю? А желающим отметиться в истории великими подвигами говорю ясно и четко – удавлю собственноручно, и государь император за это только похвалит. И вас похвалит, и, может быть, даже наградит. Но посмертно. Вы хотите Святого Владимира с мечами на могилку, господин Голицын?
– Да что уж я… – смутился сержант.
– Ага, значит, вы еще не потеряны для Красной Гвардии.
– А я? – решился второй из распекаемых красногвардейцев.
– В каком смысле?
– Я не потерян?
– Прочь с глаз моих, герои…
Последний эпитет в устах командира батальона прозвучал одновременно угрозой и диагнозом, но никак не похвалой. Иначе нельзя, особенно с этими – аристократы, мать их… Но в Красную Гвардию попали исключительно в силу своих способностей, выдержав высокий конкурс, и на оскорбительные намеки об использовании родственных связей очень обижаются. Но в целом молодцы, ежели не распускать.
– Мы же не просто так его привели, Федор Иванович, – сержанты скрываться не стали и предприняли согласованную атаку на командира. – Он много чего интересного рассказывает.
– Про что?
– Да про все. Но с особенной ненавистью – о большом отряде русских егерей и казаков, расположившемся в пяти верстах отсюда. Тот отряд вооружен каким-то чудовищным оружием и не далее как сегодня утром разогнал два английских батальона, посланных на его уничтожение.
– Вот как?
– Так и есть, Федор Иванович. А этот пленный как раз из остатков тех самых батальонов.
– Что-то сомнения берут, господа. Сколько человек там может быть в строю? Если это заградительный отряд для поддержки наступательного духа французских союзников, то больше ста человек быть не должно. Обычно взвод егерей да казачья полусотня при одном офицере. Против двух батальонов только бы выстоять. Да, победят, но чтоб разогнать?!
– А если в наличии артиллерия большого калибра?
– Откуда?
– Не знаем, Федор Иванович, но она в отряде имеется.
