думаете?
— Повторю еще раз: интересно, но не стоит того, чтобы вы рисковали жизнью. Что можно сделать с этими костями? Вот если бы их вернули к жизни, тогда это была бы совсем другая история.
— Мы должны продолжать это дело, именно потому что нас хотят остановить, — сказала Сенека. — Не только чтобы найти убийц Дэна и предоставить Мэтту ценный материал. Сам факт того, что нас хотят остановить, показывает: здесь есть что расследовать.
— Ладно, — сдался Эл. — Предположим, ты права. Тогда каковы ваши планы? Что вы теперь будете делать? Список ограблений — весь земной шар: Южная Америка, Европа, Ближний Восток. Вы хотите угадать, где будет следующее? Мне даже думать об этом страшно. — Возникла долгая пауза. — Так каковы ваши планы?
Сенека посмотрела на Мэтта и пожала плечами.
— Мы пока думаем.
— Еще один довод в пользу того, чтобы сесть на первый же самолет. Я взял на себя смелость перевезти твои вещи в новую квартиру, за которую вы с Даниелем внесли залог. К твоему приезду все будет готово.
— Эл, я же тебе объяснила, что я не могу себе позволить этот кондо на одну свою зарплату. Мне нужно найти квартиру подешевле.
— Нет, не нужно. Я твой отец, и на мой взгляд, ты уже достаточно страдала. Так что где ты хотела жить, там ты и будешь жить, — грохотал его сильный и строгий голос из маленького телефона. — Так что берите билеты и летите домой. В Париже вам больше нечего делать. Это тупик.
Сенека, глядя на Мэтта, покачала головой.
— Эл, ты взял на себя смелость — и совершенно напрасно. Я не знаю, благодарить тебя или бросить трубку.
— Послушай, малышка. Не надо из гордости отрезать себе нос.
Мэтт ободряюще улыбнулся ей и кивнул — в знак согласия со словами ее отца.
— Пожалуй, ты прав, — сказала она. — Если кто-то желает мне смерти, нет смысла упрямиться и помогать им исполнить желание. Я пришлю тебе номер рейса, как только мы купим билеты.
— Хорошо. А за это время я посмотрю, что можно сделать, по своим каналам.
— Да, и еще, — вспомнила Сенека. — Когда твои друзья-шпионы будут этим заниматься, попроси их разгадать значение одной фразы, на которую мы наткнулись.
— Какой?
— «Спали сей плат огнем».
Койотль поерзал в кресле. Когда он переложил руки с подлокотников на колени, ладони оставили на кожаной обивке следы пота. Скэрроу оторвал его от ежедневных занятий с апостолами и вызвал в библиотеку Ацтеки. Койотль понимал, что отнюдь не для дружеской беседы.
Скэрроу сел напротив него на кожаный диван, его глаза были жестки и холодны, как латунные шляпки гвоздей.
— Ты когда-нибудь обращал внимание на безупречность каждой детали в Ацтеке? Взгляни, к примеру, на этот пол, Койотль. Изысканное дерево венге, никаких недостатков. Говорят, оно обладает магической силой. В Африке, где оно растет, из него столетиями делали церемониальные маски и статуи богов.
Койотль не поднимал глаз, понимая, что настроение Скэрроу сейчас темнее коричневых досок пола.
— Или ковры. Это не просто ковры. Это настоящие персидские ковры из шелка и шерсти с груди и плеч горных овец. Тысяча узлов на квадратный дюйм. С годами краски становятся сочнее, и ковер становится еще лучше. Хороший персидский ковер может прослужить сотню лет… Так говорят… — Скэрроу переводил глаза с одного ковра на другой, словно восхищаясь произведениями искусства в музее. Потом он сделал паузу и пристально взглянул на главу штаба. — Безупречность. Но ничто не длится вечно, так ведь?
Койотль поднял голову, понимая, что страх в глазах спрятать не удастся.
Скэрроу продолжал:
— Стремление к безупречности для меня важно. Меньшего я не потерплю. Но теперь у меня проблема, друг мой.
Койотлю показалось, что у него остановилось сердце и кровь перестала течь по жилам.
— Но я не виноват в том, что случилось в Париже!
Скэрроу вытянулся на диване.
— А, твое замечание говорит мне, что ты хорошо понимаешь, что меня беспокоит.
— Да, Хавьер. Понимаю. Но я пытаюсь объяснить, что случилось.
— Разве не ты сопровождал апостола Менгеле в Париже?
