Понтер вдруг замолчал.
— Что? — спросила Мэри.
— Нет, ничего.
Мэри нахмурилась.
— Ты имел в виду изнасилование.
Понтер долго молчал, уперев взгляд в грязный каменный пол, по которому они шагали. Мэри подумала было, что обидела его предположением, что он настолько бестактен, что завёл разговор на такую чувствительную тему, но когда он, наконец, заговорил, его слова стали для неё полнейшей неожиданностью.
— На самом деле, — сказал он, — я имел в виду не изнасилование вообще. — Он посмотрел на неё, потом снова уставился в пол; фонарик на каске осветил мешанину отпечатавшихся в гряди следов. — Я имел в виду
Сердце Мери встревожено затрепетало.
— Что ты имеешь в виду?
— Я… у нас, среди моего народа, не принято таить от партнёров секретов, и всё-таки…
— Да?
Он повернулся и посмотрел вдоль тоннеля назад, словно желая убедиться, что рядом никого нет.
— Есть нечто, о чём я тебе не рассказал — о чём я не рассказал никому, кроме…
— Кроме кого? Адекора?
Но Понтер покачал головой.
— Нет. Нет, он тоже об этом не знает. Единственный, кто знает — мой соплеменник по имени Журард Селган.
Мэри задумалась.
— Я не помню, чтобы ты упоминал это имя раньше.
— Я не упоминал, — сказал Понтер. — Он… он скульптор личности.
— Кто? — переспросила Мэри.
— Э-э… он работает с теми, кто хочет изменить свой… состояние своих мыслей.
— Ты хочешь сказать, психиатр?
Понтер наклонил голову, прислушиваясь к тому, что говорил Хак через кохлеарные импланты. Компаньон наверняка проделывал этимологический разбор предложенного Мэри термина; кстати говоря, «психе» — это ближайшая аппроксимация «души», доступная неандертальцам.
— Да, похожий специалист.
Мэри почувствовала, как деревенеет спина, но не замедлила шага.
— Ты ходишь к психиатру? Из-за моего изнасилования? — Она думала, он всё понял, чёрт его дери. Да, самцы Homo sapiens известны тем, что после изнасилования начинают смотреть на супругу другими глазами, задумываясь, а не было ли в случившемся доли вины женщины, не желала ли она этого втайне…
Но Понтер…
Она считала, что Понтер способен понять!
Некоторое время они шагали в молчании, освещая путь фонариками на каске.
Если задуматься, то Понтер и правда стремился узнать все подробности об изнасиловании Мэри. В полицейском участке Понтер схватил запечатанный пакет с уликами по изнасилованию Кейсер Ремтуллы, разорвал его и обнюхал, что позволило ему идентифицировать насильника как одно из коллег Мэри, Корнелиуса Раскина.
Мэри взглянула на Понтера, на его массивный силуэт на фоне скальной стены.
— Я не виновата, — сказала Мэри.
— Что? — переспросил Понтер. — Да, я знаю.
— Я этого не хотела. Я не просила об этом.
— Да, да, я понимаю.
— Тогда зачем ты ходишь к… к этому «скульптору личности»?
— Я больше к нему не хожу. Просто…
Понтер замолчал, и Мэри снова посмотрела на него. Он склонил голову вбок, слушая Хака, и через мгновение едва заметно кивнул — сигнал предназначался компаньону, а не ей.
— Просто
— Ничего, — ответил Понтер. — Прости, что вообще заговорил об этом.
