Неандертальский параллакс

Когда бы она ни вспоминала про Кольма, в голове сразу всплывала затронутая им тема — тема, о которой Мэри, по-видимому, подсознательно заставляла себя не думать, пока Кольм её не упомянул.

— Понтер, — тихо сказала Мэри, ощущая, как его грудь поднимается и опускается в такт дыханию.

— Да, женщина, которую я люблю?

— В следующем году, — сказала Мэри, пытаясь говорить настолько нейтральным тоном, насколько возможно, — будет зачато новое поколение.

Понтер немного отстранил Мэри и внимательно посмотрел на неё, медленно приподнимая бровь.

— Ка, — ответил он.

— Может быть, и нам завести ребёнка?

Понтер выпучил глаза.

— Я даже не думал о такой возможности, — сказал он, наконец.

— Потому что у нас разное число хромосом, да? Конечно, это серьёзное препятствие, но ведь должны быть способы его обойти. И, в общем, Джок ведь послал меня изучать неандертальские генетические технологии. И в процессе я могла бы поискать способы, с помощью которых можно бы было как-то объединить наши ДНК и произвести ребёнка.

— В самом деле?

Мэри кивнула.

— Конечно, оплодотворение можно провести in vitro.

Хак загудел.

— В пробирке. Вне тела.

— А, — сказал Понтер. — Я удивлён, что ваша система верований допускает такой процесс, запрещая многое другое, связанное с репродукцией.

Мэри пожала плечами.

— Ну, на самом деле Римская Католическая Церковь не разрешает оплодотворение in vitro. Но я хочу ребёнка. Я хочу ребёнка от тебя. И я не вижу, что плохого в том, чтобы чуть-чуть помочь природе в этом. — Она опустила взгляд. — Но я знаю, что у тебя уже двое детей. Возможно… возможно, ты не хочешь становиться папой в третий раз?

— Я всегда буду папой, — сказал Понтер, — до самой смерти. — Мэри вскинула глаза и обрадовалась, увидев, что Понтер смотрит прямо на неё. — Я не задумывался о ещё одном ребёнке, но…

Мэри чувствовала, будто вот-вот лопнет. До этого момента она и не подозревала, насколько сильно хочет, чтобы Понтер ответил «да».

— Но что? — спросила она.

Понтер пожал своими массивными плечами — они двигались медленно, тяжело, будто перемещая на себе тяжесть целого мира.

— Но мы верим в нулевой прирост населения. У нас с Класт уже двое детей; они заменят нас, когда мы умрём.

— Но у Адекора и Лурт всего один ребёнок, — сказала Мэри.

— Ага, Даб. Но они ещё могут попытать счастья в следующем году.

— Они на самом деле планируют это сделать? Ты говорил об этом с Адекором? — Мэри не понравились прорезавшиеся в её голосе нотки отчаяния.

— Нет, не говорил, — ответил Понтер. — Думаю, я мог бы коснуться этой темы, но даже если они не станут пробовать снова, Серый совет…

— Чёрт возьми, Понтер, меня тошнит от Серого совета! Тошнит от этих правил и положений. Тошнит от того, что кучка стариков контролирует твою жизнь.

Понтер взглянул на Мэри; его бровь удивлённо взлетела вверх.

— Их, знаешь ли, избирают. Устанавливаемые ими правила — это правила, которые мой народ установил для себя.

Мэри глубоко вздохнула.

— Я знаю. Прости. Это просто… просто, это должно быть только наше с тобой дело, хотим ли мы ребёнка.

— Ты права, — согласился Понтер. — Собственно, у некоторых людей в нашем мире больше двух детей. Близнецы не так уж редки: у моего ближайшего соседа сыновья-близнецы. Да и женщине не так уж редко удаётся зачать трижды — в девятнадцать, в двадцать девять и тридцать девять лет.

— Мне тридцать девять. Почему бы не пропробовать?

— Найдутся те, кто скажет, что такой ребёнок будет неестественным, — ответил Понтер.

Мэри огляделась. Потом села на край растущего из стены дивана и хлопнула ладонью рядом с собой, приглашая Понтера присоединиться. Понтер тоже сел.

— Там, откуда я пришла, — сказала Мэри, — многие считают, что когда двое мужчин… как это сформулировала Луиза, когда мы гостили у Рубена? «Нежно соприкасаются гениталиями»? Так вот, многие мои соплеменники считают, что это тоже неестественно. — Лицо Мэри