подвидовых вариаций. У собак нет зубов мудрости. Мудрость есть культурный артефакт. Порода есть культурный артефакт. Посол — либо полукровка, либо генетическая химера. Бабуины были замечены за тем, что воровали щенков диких собак и выращивали их для охраны своей стаи. Химера — мифическое чудище, описанное Гомером как «творение бессмертных, а не человека, лев спереди и змея сзади, посередине козел». Источник генома посла, похоже, происходит в основном от американского фоксхаунда.
— Серьезно?
Идти до дома Хортенко было недалеко. Добравшись туда, он позвонил дежурному помощнику.
— Накормите и помойте Игоря и Максима, затем усадите их читать сегодняшние отчеты. Мне нужно, чтобы вы расширили псарни в подвале и купили для них собак… восьми хватит. Американских фоксхаундов, если можно, хотя сгодятся и любые близкие к ним. Давайте выясним, что причиняет им боль и чего они боятся. Просто на тот случай, если нам придется подвергнуть посла допросу.
5
Москва была городом скрытых проходов и удивительных глубин. Там имелись пешеходные дорожки, которые проходили под всеми крупными проспектами. Вдоль улиц — уже на открытом воздухе — выстроились мелкие магазинчики и лавчонки. Здания освещали биолюминесцентные лишайники, растущие под стрехами крыш. Подвалы вели в обширные подземные галереи. Нелегальный бизнес вытекал из не отмеченных на карте складов, вырезанных в материковой породе в те времена, когда город был еще молод. Военные установки ушедших эпох и бункеры, созданные для защиты древних тиранов от любых врагов, были глубоко встроены в трехмерную сеть транспортных и служебных туннелей. К слову сказать, некоторые до сих пор функционировали, а в других содержались руины инфраструктуры торопливо растерзанных после бунта электронных рабов человечества. Длинные коридоры соединяли более не существующие здания.
— Водки, барышня?
— За каким еще дьяволом я могу торчать в этой вонючей дыре?
Кто угодно запутался бы в подземных извилистых путях… но к Ане Пепсиколовой данное утверждение не относилось. Для горожан она была лучшим проводником, какого только можно было нанять за деньги, — ведь Пепсиколова раскрывала тайны Москвы. Молодая женщина аристократического происхождения уже давно болталась в криминальном подполье, а поскольку никто не знал ее покровителя, то ее можно было запросто обжулить или обсчитать. Для тайной полиции она превратилась в безжалостного и полезного агента под прикрытием, хотя лояльности стражи порядка к ней не питали. Для Сергея Хортенко она была наивной и гениальной девочкой, сунувшей нос в чужие дела и вследствие этого сломившейся под его волей. Ну а для чудищ, воображавших себя настоящими правителями Нижнего Города, она являлась удобным средством шпионажа за Верхним Городом. Планы тварей наливались, вызревали, и с каждой минутой приближался тот великий день, когда все в Москве — и она в первую очередь — умрут.
Ей порой бывало нелегко держать в узде своих мнимых хозяев — а еще труднее решить, кого из них она ненавидит больше остальных. Единственное реальное удовольствие она испытывала лишь в те моменты, когда ее нанимал кто-нибудь достаточно слабый. Вот тогда-то она и осмеливалась скормить его, живого и вопящего, одному из угнетателей.
Пепсиколова сгорбилась над тарелкой с хлебом, нарезанным на маленькие кусочки. Она смолила сигареты одну за другой и выпивала медленно, но неуклонно, поддерживая негромкое гудение в затылке. После каждой стопки Пепсиколова клала распяленную ладонь поверх хлеба. Затем закрывала глаза, неуловимым движением выщелкивала из запястных ножен Святую Кириллу и тыкала между пальцев, дабы наколоть на острие новый кусочек и убрать изо рта послевкусие. Такой способ она использовала для оценки собственной трезвости. Ей требовалась ясная голова, когда этот иностранный авантюрист по имени Обри Даргер соизволит появиться здесь.
Последние два дня она за ним наблюдала. Сегодня они поговорят.
Наконец раздался дробный топот ног по ступеням, ведущим с улицы, и ее жертва распахнула дверь. На крохотное мгновение прохладный осенний воздух хлынул в «Ведро гвоздей». Потом дверь с грохотом захлопнулась наглухо, восстанавливая вонь сигарет и несвежего пива.
— Англичанин! — воскликнул неприметный юноша — неинтересный даже людям Хортенко. Парень регулярно заглядывал сюда спорить о политической теории и, уходя, оставлял повсюду пачки листовок.
— Точно! — отозвался его приятель.
Молодая женщина, еще наполовину студентка, но уже куда больше проститутка, повернулась на табурете и послала незнакомцу воздушный поцелуй.
Иностранец мог быть очарователен, когда хотел, — это было первое, что записала Пепсиколова в своем отчете.
— Водки! — крикнул Даргер, хватая стул и швыряя кепку на стол. — Если это пойло можно так назвать.
Бутылка, стакан и тарелка хлеба были доставлены. Даргер хлопнул стопку и отщипнул мякиш. Затем откинулся на стуле, чтобы наполнить стаканы на
