компенсации.
Аарон Ли подался вперед.
— Просто необходимо, чтобы он продал их, или подарил, или потерял, что ли, — беспокойно сказал он.
— Вряд ли их можно потерять, — усмехнулся Генри. — Ты не забыл о силе самих карт?
— Хм, значит, остается насилие… Впрочем, это неблагоразумно, — Аарон рассуждал сам с собой. — Но если просто взять их… взять именно для этой цели… Я не вижу, почему бы этого не сделать?
— У мистера Лотэйра Кенинсби другое мнение на этот счет, — сухо заметил Генри. — Я даже не уверен, что смогу уговорить Нэнси.
— Да она-то тут при чем? — недоуменно спросил старик.
Генри попытался беззаботно улыбнуться, но улыбка не получилась.
— Хотел бы я знать! Только, имей в виду, я против ее воли не пойду, по крайней мере, пока… Он замолчал и Аарону пришлось спросить:
— Пока — что?
— Пока не узнаю, нельзя ли разыграть карту Влюбленных, — закончил Генри. — Знать — видеть изнутри — понять танец. Ладно, посмотрим. — Он перевел взгляд на внутреннюю дверь и медленно проговорил:
— Нэнси…
— Но ты должен что-то предпринять, и быстро, перебил Аарон. — Мы не можем рисковать. Несчастный случай…
— Или приступ меланхолии, — подхватил Генри, и карты окажутся в музее. Да, ты прав: рисковать нельзя. Между прочим, ты что-нибудь знаешь о Джоанне?
— Я ее уже несколько месяцев не видел, — ответил старик, пожав плечами. — Летом она была здесь. Да я же тебе говорил…
— Я помню, — кивнул Генри. — Она все такая же сумасшедшая? По-прежнему выкликает имена своих давно умерших богов?
Аарон беспокойно шевельнулся.
— Давай не будем об этом. Я ее побаиваюсь.
— Боишься Джоанны? — удивился Генри. — С чего бы это? Чем она может нам помешать?
— Джоанна не в своем уме, и это опасное сумасшествие, — сказал Аарон. — Если она узнает, что Таро могут соединиться со своими оригиналами и мистерия обретет завершение…
— И что тогда смогут сделать старуха и мальчишка-идиот? — спросил Генри.
— Лучше бы ты называл их безумной пророчицей и юным покорным Самсоном, — вздохнул Аарон. — Иногда она представляется мне одной из тех. Если она решит, что тело ее сына найдено и оживлено… если узнает о картах, то вполне может… Безумный Иерофант…
— Может быть, она, наоборот, успокоится, когда узнает, что ее ребенок нашелся? — спросил Генри.
— Ты хочешь сказать: когда узнает, что мы прячем его от нее? — усмехнулся старик. — Спроси у своей крови, что бы ты стал делать, Генри. Твой дух ближе к ее духу, чем мой. Когда мы с ней оба были молоды, я выбрал свое предназначение — постичь смысл танца, а она вообразила, что будет помогать мне в этом, и занялась изучением древних египетских преданий. Тридцать лет она изучала их, и ее ребенок должен был стать Величайшим в этом мире. Он родился, и в тот же день умер… Генри резко перебил его.
— Ты никогда не рассказывал мне об этом. Значит, Джоанна намеревалась создать жизнь в согласии с танцем? Почему умер ребенок? И кто был отцом?
— Может быть, сердце у него было слишком великое, а может, тело слишком слабое: откуда мне знать? — пробормотал дед. — Она вышла замуж за человека знающего, но он вел дурную жизнь и казался ничтожеством рядом с ней. Ей хотелось им восхищаться, а приходилось смеяться над ним… и над собой. Но она так хотела его, что сделала отцом своего ребенка, хотя и не переставала ненавидеть за слабость. Она издевалась над ним, даже била, пока ребенок был у нее в утробе — из любви, смешанной с ненавистью, гневом, пренебрежением и страхом. Ребенок родился семимесячным и тут же умер. Муж сбежал от нее накануне родов и в ту же ночь, пьяный, попал в аварию и погиб. Когда Джоанна узнала, что младенец мертв, она страшно закричала, вот тогда-то с ее лицом и случилась эта перемена. И не только с лицом… Карты Таро, которые она, как и все мы, искала, предания о богах, которые она изучала, и ребенок, который виделся ей Владыкой силы и чье тельце, прожившее только пять часов, лежало перед ней — все это навеки смешалось в ее сознании.
И вот уже пятьдесят лет она ищет его, и называет Осирисом, потому что он умирает, и Гором, потому что он живет, а по ночам обращается к нему с тысячей ласковых имен. У существа, живущего в ее сознании, один и еще двадцать ликов, и все они — образы карт Таро. Когда она найдет те части тела, которые разбросал по всему свету ее враг, он же ее муж, он же Сет, он же — все мы, потому что мы тоже ищем карты, — тогда она снова станет Небесной владычицей, и боги будут служить и поклоняться ей с фимиамом и гимнами. Конечно, она сумасшедшая. Генри, но я бы предпочел иметь дело с тем твоим ненормальным владельцем колоды, а не с ней.
Генри, глубоко задумавшись, молча бродил по комнате, потом остановился и сказал:
— Я, в общем, не понимаю, как она узнает — если только в воздухе учует.
