не упасть, выбрасываю вперед руки. Ладони шумно ударяют по оконному стеклу. Черт бы побрал мою неуклюжесть!
Нейша ойкает и вскакивает на ноги. Одной рукой зажимает рот, удерживаясь от крика. Она пятится, потом стремительно выбегает из комнаты. Я отрываюсь от стекла, возвращаюсь на лужайку. Ноги утопают в мягкой и мокрой земле. Смотрю на входную дверь, затем поднимаюсь на крыльцо. Над ним есть навес, он немного защищает от дождя. Нагибаюсь и заглядываю в почтовую щель. Нейши в прихожей нет.
– Нейша! – кричу я. – Нейша, пожалуйста, выйди. Поговори со мной.
Молчание.
– Нейша. Я совсем не хотел тебя пугать. Пожалуйста, открой. Нам надо поговорить.
Скрючиваюсь и снова заглядываю в почтовую щель, замечаю дверь в конце коридора. Рука Нейши вцепилась в дверной косяк. Это все, что мне видно. Пальцы, обхватившие деревянную кромку.
Становлюсь боком, чтобы видеть ее одним глазом, и снова прошу открыть дверь. Позади едва уловимый плеск жидкости, льющейся на тротуар. Это мой мертвый брат извергает из себя воду и ил. Убеждаю себя, что мне почудилось. Всего-навсего стук дождя… но я-то знаю: стоит обернуться, и я увижу и его, и зловонную дрянь, что выливается из его рта.
– Нейша, я же знаю, ты дома. Пожалуйста, поговори со мной. Если не хочешь, не открывай дверь. Так поговорим.
«Си, открой дверь сам. Вмажь ногой по стеклу».
Его голос всего лишь шепот, но от него жутко. Я не могу оглянуться. Нейша, пожалуйста, открой дверь. Впусти меня. Помоги освободиться от кошмара, который притащился за мной даже сюда. Помоги спастись от собственного безумия.
Роб тихо постанывает, и от каждого его стона я чувствую себя все более виноватым. Неужели я так поступил с братом? Неужели действительно его убил? У меня схватывает живот. Снова позывы на рвоту, как тогда в кухне. Что-то сильно давит изнутри.
Потом я слышу голос Нейши. Тихий, срывающийся.
– Уходи, Карл, иначе я вызову полицию.
Дверь она не открывает. Слышен только ее голос, несущийся из прихожей.
– Не надо полиции! Я хочу перед тобой извиниться! – кричу я. – Я очень, очень виноват.
– Извиниться недостаточно, – отвечает она. – «Виноват» – просто слово.
В ее голосе чувствуется горечь.
– Но я искренне хочу попросить прощения. Конечно, я не могу его вернуть.
Не могу? Не он ли у меня за спиной вытряхивает из себя озерную воду?
– Поверь, Нейша, я очень, очень сожалею, что все так получилось.
– Вернуть его?
Похоже, мои слова ее смутили.
– Да. Ты же знаешь…
– Карл, а за что именно ты хочешь попросить прощения?
– За Роба. За то, что убил его.
Молчание. Потом вопрос:
– Ты убил Роба?
У меня кружится голова. Теперь понятно, почему она так сердита и испугана. Чувствую, как к горлу поднимается какая-то гадость.
– Да. Я так думаю, – признаюсь я. – Видишь ли, я ничего не помню.
Ругательство в ответ.
В чем дело? Если Нейша не считает, что я убил Роба, почему она так напугана? Что вообще происходит?
– Тогда за что я, по-твоему, извинялся?
– Карл, хватит надо мной издеваться!
– Нейша, мне не вспомнить самому. Я тебе правду говорю. Что случилось на озере? Почему ты копам сказала, что мы просто резвились?
Она молчит. Долго. Ее пальцы сильнее вцепляются в косяк. Я стою, затаив дыхание.
– Ты пытался убить… меня.
Моя голова превращается в карусель. Все, что мне казалось более или менее определенным, летит вверх тормашками, кувыркаясь.
Я убил своего брата и пытался убить эту девушку?
– Но… но зачем мне это понадобилось?
– Ты действительно ничего не помнишь?
– Отдельные куски. Помню, мы с Робом дрались в воде.
– Ты и твой отвратительный брат. Вы были заодно. Теперь ты понимаешь, почему я не хочу тебя видеть? Карл, я не хочу, чтобы ты сюда приходил.
