– Ты понимаешь, о чем я спрашиваю. Кто мои настоящие родители? И кто те люди, с которыми я живу под одной крышей?
– Не знаю. Я помогу тебе все выяснить, но когда отвечал на твой вопрос, то подразумевал совсем другое. Пойми, Никола: кем бы ни были твои родители, тебя это никак не изменит. Ты та же, какой проснулась сегодня утром. Ты остаешься той же Николой.
– Говоришь, не изменит? Еще как изменит! Это перевернет все! Получается, в нашем доме все построено на лжи! Как мне жить с их враньем? Как мне жить с… ними? Я даже не смогу заставить себя сказать «мама» и «папа», поскольку эти слова потеряли прежний смысл.
– Твои родители какими были, такими и остаются. Возможно… что-то заставило их сменить имена.
У меня земля уходит из-под ног. Мир становится зыбким и непрочным.
– Милтон, я не могу вернуться… туда. Мой ли это дом? Как я войду в ту дверь?
– Ты пока не думай об этом. Просто дыши. Все будет нормально.
Я сажусь на садовую ограду и наклоняюсь. Милтон пристраивается рядом, массирует мне спину. В движениях его руки есть что-то такое… Словом, они меня успокаивают. Я глубоко дышу. Даже через кофточку чувствую тепло руки Милтона. Постепенно мир возвращается в привычное состояние. Я медленно выпрямляю спину.
– Пить хочется, – выдыхаю я. – В сумке у меня еще осталась вода.
Милтон вынимает бутылку, протягивает мне. Я делаю большой глоток. Вода успела нагреться, но лучше такая, чем никакой. Глотаю снова и слышу голос парня из бассейна. «Они врали тебе». Да, так и есть. Вся моя жизнь построена на лжи.
– Полная неразбериха, – сокрушаюсь я.
Милтон поправляет сползающие очки. Другая его рука по-прежнему лежит на моей спине.
– Сейчас тебе это кажется неразберихой, но потом все встанет на свои места.
– Откуда ты знаешь?
– Твои родители – хорошие люди. В этом они не изменились.
– Ты говоришь о мужчине и женщине, называющих себя моими родителями?
– Они твои родители, даже если и приемные. Ты не можешь сказать, что они плохо обращались с тобой или не заботились о тебе.
Я сердито мотаю головой. Терпеть не могу общих фраз.
– Милтон, а ты знаешь, что я недавно услышала от мамы? «Лучше всего всегда говорить правду». Как тебе? Учит меня правдивости, а сама живет в густой оболочке лжи!
Он не убирал руки с моей спины. Его ладонь вспотела, и пот просочился сквозь ткань, кофточка прилипла к спине. Я шевелю плечами, пытаясь освободиться от прилипшей ткани.
– Ты говоришь о вранье. Но могут быть и другие варианты. Полным-полно причин, заставляющих людей менять имена. Иногда государство идет им навстречу и оказывает помощь.
– Я слышала. Но это в очень серьезных случаях. Защита свидетелей и все такое… Черт!
– Все могло быть. Я лишь высказываю предположение. Ты когда-нибудь спрашивала их о своем имени?
– Нет. Да и зачем? Спокойно жила себе… до недавнего времени.
– Не думаю, чтобы родители лгали тебе просто так. Возможно, они оберегали тебя или самих себя. Мы не можем делать выводы, пока не узнаем причин.
Он моргает, и по его лицу ползет струйка пота.
– А с чего ты их защищаешь? Мне назло?
– Я не… Я…
– Милтон, извини, но мне жарко от твоей руки.
Я встаю.
Он поднимает руки ладонями вверх, словно защищаясь от меня.
– Никола, я всего лишь пытаюсь помочь.
Мне снова становится зыбко и неуютно.
– Понимаю, но меня все это достает. Да и день был…
– Безумный день. Ты права, Никола.
– Милтон, пожалуйста, называй меня просто Ник. Во всем мире только ты зовешь меня полным именем.
Он моргает. Я понимаю, что снова его обидела.
– Хорошо, Ник. Как скажешь. – И тоже встает. – Что ты намерена делать?
– Придется тащиться домой. Они всполошатся, если не приду.
– Ты могла бы пойти ко мне.
