– Меня тошнит от твоих слов. – Я пячусь, понимая, что допустила ошибку. Сумею ли теперь отсюда выбраться.
– Тошнит, говоришь? Да?
Роб не приблизился ни на шаг, но такое ощущение, что он совсем рядом. Я вздрагиваю и пытаюсь отступить, но мои ноги увязли в донном иле.
– Отец меня не раз предостерегал, чтобы я держалась подальше от воды. Он был прав.
– Отец? Карл? – Роб произносит имя своего брата, как грязное ругательство, потом фыркает, поворачивает голову и сплевывает. – Не будь дурочкой, Никола. Не верь его словам. Он не признaет правды, даже если она ударит его по заднице.
– Почему ты так ненавидишь его?
– Ты действительно хочешь знать причину?
Моя голова разрывается от голоса Роба.
– Да!
– Он убил меня. Избавился, чтобы я не мешал ему крутить с моей девчонкой.
– С твоей девчонкой? С Нейшей?
– Умница. Догадалась. Да, с Нейшей.
– Ты ее любил?
– Любовь. А что такое любовь?
– Ты никогда меня не любил.
Мамин голос! Она здесь? Оборачиваюсь. Да, она здесь! В десяти метрах от меня, с отцом.
– Мама! Папа!
Я одновременно плачу и смеюсь, огромная гора свалилась с плеч. Я здесь не одна.
– Ник, ему неизвестно значение этого слова, – отрезает мама. – Иди к нам. Скорее иди к нам.
Мама протягивает мне руку, другой держится за руку отца, и этот жест мгновенно возвращает меня в детство. Как и любому малышу, мне хотелось познать внешний мир, и я убегала от мамы, когда мы гуляли в парке или ходили по торговому центру. Мама никогда не кричала, не требовала, чтобы я немедленно возвращалась. Она садилась на корточки и распахивала руки. Этого было достаточно, и я мчалась назад, в ее объятия, к теплу ее дыхания. Туда, где любовь и защита.
Хочу повернуться, но ил не пускает.
– Нет! – кричит Роб.
Я смотрю на него, потом на маму и снова на него. Над нами грохочет гром. Чувствую, как ил под ногами растворяется, и я погружаюсь глубже. Сдвигаюсь чуть влево, нахожу твердый участок дна, но и он тает под ногами.
– Что ты сделал с ней, Роб? Ты и ее успел коснуться своими грязными руками? – кричит ему мама.
Отец весь напряжен. Жилки на шее вздулись и стали похожи на канаты. Он готов броситься на брата.
– Я ее пальцем не трогал. За кого ты меня принимаешь?
Теперь Роб стоит между мной и родителями. Я отрезана от них. Он словно обрубил нити, связывающие меня с отцом и матерью. Никогда еще я так остро не нуждалась в родителях.
– За кого? – переспрашивает мама. – За того, кто ты есть на самом деле.
– Я забочусь о Ник, – возражает Роб.
– Тебе нет дела ни до кого.
Родители тоже перебирают ногами, стремясь удержаться. Ил превращается в трясину.
– Когда-то мне было дело до тебя, Нейша, – гнет свое Роб.
– Нет. Ты унижал меня и издевался надо мной. Пытался меня убить. Тогда я была слишком молодой, чтобы справиться с тобой. Но времена изменились, я изменилась. И я тебе не позволю калечить мою дочь.
Мамин голос звучит громко и уверенно. Сейчас она похожа на женщину-воина, готовую сражаться за то, что ей дорого.
Значит, при жизни Роб издевался и унижал ее? И даже пытался ее убить?
Потом я слышу голос Роба:
– Не бойся, Нейша. С головы Ник не упадет ни один волос. Утопление – это не зло и не убийство.
В воду ударяет огненный раздвоенный язык молнии. И сейчас же окрестности сотрясаются от грома. Кажется, мир вот-вот расколется пополам. Лица у меня за спиной бледнеют, а вода превращается в ослепительное зеркало. Я хочу закричать, но крик застывает в горле.
Дно опускается. Теперь я стою по шею в воде, ухватиться не за что, остается только плыть. Стараюсь подавить нарастающую панику. Я ведь не разучилась плавать? Значит, не утону, и все будет хорошо.
Оборачиваюсь. Родители тоже в воде. Вижу белки маминых глаз. Она напугана, пытается держать голову над водой. Отец молотит руками и
