— Функционирую. — Он медленно встал, полдюжины раз скривившись и поморщившись. — Кое-как.
Правое бедро у него было порвано, щека рассечена от подбородка до линии волос. Рана пересекала разбитую правую глазницу.
Кларк ахнула:
— Господи, глаз...
Он поднял руку, ощупал лицо.
— Все равно от него было мало проку.
Теперь стало ясно, почему рука казалась деформированной: не хватало двух пальцев.
— И рука... Кен...
Он сжал оставшиеся пальцы. Затягивающаяся мембрана еще не сошлась на обрубках, из них сочилась темная жидкость.
— Не так скверно, как выглядит, — хрипло сказал он.
— Ты истечешь кровью, ты...
Он покачал головой, пошатнулся.
— Повышенная свертываемость. Стандартная модификация. Идти могу.
Черта с два... Но собаки с одного бока подобрались ближе, с другой стороны отступили. Очевидно, остаться на месте им не светило.
— Ну что ж... — Кларк взяла его за локоть. — Нам туда.
— Не уклоняясь от курса. — Это был не вопрос.
— Да. Особого выбора нам не дают.
Лабин опять закашлялся, в углу рта появились крупные пузыри крови.
— Они нас пасут.
Большая черная морда мягко подтолкнула ее сзади.
— Считай это почетным караулом, — предложила Кларк.
Ряд стеклянных дверей под бетонным козырьком, официальный логотип Патруля Энтропии в камне над головой. Собаки образовали полукруг перед входом, тесня их вперед.
— Что видишь? — спросил Лабин.
— Наружные двери, за ними вестибюль длиной около трех метров. Там... посредине перегородки дверь. Только очертания — ни дверной ручки, ни скважины.
Кларк готова была поклясться, что раньше там ничего не было.
Лабин сплюнул кровью:
— Пошли.
Первая же дверь распахнулась от толчка. Они переступили порог.
— Мы в вестибюле.
— Собаки?
— Пока снаружи.
Стая выстроилась за стеклом, заглядывая внутрь.
— По-моему, они не... О, внутренняя дверь открылась.
— Наружу или внутрь?
— Внутрь. За ней темно, ничего не видно.
Кларк шагнула вперед; оказавшись в полной темноте, линзы быстро адаптируются.
Лабин остановил ее, застыв, сжав в кулак пальцы, оставшиеся на покалеченной руке. Гранатомет твердо нацелил вперед. На изуродованном лице Кена застыло странное выражение, которого Кларк прежде никогда не видела: пылающая смесь ярости и унижения, граничащая с явной человечностью.
— Кен, дверь открыта.
Переключатель, щелкнув, остановился на «сверлильщике».
— Открыто, Кен. Можно просто войти.
Она тронула его за руку, потянула ее вниз, но тело Лабина застыло в яростном оцепенении.
— Я же говорил, — проворчал он, — разумнее в обход.
Рука с пистолетом развернулась на три часа, указав прямо на стену вестибюля. Бесполезные глаза смотрели вперед.
— Кен... — Кларк обернулась, почти ожидая, что стая, пробив стекло, оторвет ему руку. Но собаки сидели на месте, больше не вмешиваясь в течение драмы.
