Зажегся свет.
В самом низу лестницы Волшебное Подземелье осветилось, словно поле, полное светлячков: вспыхнули уличные фонари, окна домов зажглись теплым красноватым светом. Миллион сверкающих пятнышек света и звука уходили вдаль, насколько хватало взгляда, и еще дальше – не просто город, а много городов и фермы между ними, лоскутное одеяло аккуратно нарезанных клочков плодородной земли. Она стояла будто бы на скале, озирая сверху всю страну. Надо всем этим висел на собственном витом проводе хрустальный шар; провод, черный и скользкий, исчезал в мягком влажном тумане. Великанский светильник горел вполнакала, словно огромная искусственная луна, окутывающая черноту подземелья вечными фиолетово-серебряными сумерками. На его прозрачной поверхности светились призрачные дымчатые римские цифры: XII.
Сентябрь больше не различала ни стен, ни потолка пещеры – только небо, холмы, торжественные перламутровые сосны, как будто
А в дальнем углу дворика, совсем плохо скрытая статуей шута, жонглирующего драгоценными планетками с медными и бронзовыми кольцами, стояла очень знакомая фигура. Фигура с крыльями и длиннющим хвостом, с могучими задними ногами и с полным отсутствием передних.
– Аэл! – закричала Сентябрь, и сердце ее, выпрыгнув из груди, помчалось впереди нее вниз по винтовой лестнице; поворот, еще поворот, пока она наконец не влетела во дворик и не бросилась, раскинув руки, на толстую чешуйчатую шею Вивернария.
Простим ее за то, что она не сразу все рассмотрела. В мягких сумерках хрустальной луны многое выглядит темным и неразличимым. Сентябрь была так счастлива обнаружить поджидавшего ее друга, что вцепилась в него и не открывала глаз, пока чувство легкости и покоя не затопило ее, как внезапный летний ливень. Наконец она открыла глаза – и отпрянула, поняв, что существо, которое она так неистово обнимала, – это не От-А-до-Л, не ее возлюбленный Вивернарий, а всего лишь его тень.
– Привет, Сентябрь, – пророкотал Теневой Аэл радостно, нежно, но тихо и робко, будто готовый к тому, что в любой момент его могут отвергнуть. Когда Сентябрь обнимала его, он казался плотным, однако шкура его больше не переливалась алым и оранжевым. Она струилась оттенками черного, синего и фиолетового, дрожа и колеблясь, как дрожит тень, отбрасываемая на воду. Его добрые глаза светились в сумерках, темные, ласковые и очень неуверенные.
– Ох, Сентябрь, не смотри на меня так, – вздохнул Теневой Аэл. – Я знаю, что я – не твой Аэл, у меня нет ни больших апельсиновых глаз, ни огненно- рыжей полосы на груди. Я не умею улыбаться так, чтобы тебе сразу захотелось меня обнять. Но я был Тенью твоего Аэла всю его жизнь. Я лежал под ним на траве в тот день, когда вы встретились, и на земле у Бриария, когда мы нашли Субботу в его клетке, и на улице, мощенной кексами в Осенних Провинциях, когда тебе было так плохо. Я беспокоился о тебе вместе с ним. Я лежал на холодных камнях Одинокой Темницы, и я был там в самом конце, когда ты нас спасла. Я всегда был с ним и любил тебя так же сильно, как он. Мой отец был Тенью Библиотеки, я тоже знаю все, что начинается с букв от А до Л. Я могу тебе пригодиться, как пригодился Аэл, если ты не будешь обращать внимания на то, что я – не совсем он, хотя я понимаю, как это непросто.
Сентябрь не отрываясь смотрела, как застенчиво, будто бы в страхе, он вжимает голову в плечи. Пожалуй, если на лице у нее сейчас мелькнет недовольство, он просто убежит. Ей хотелось думать, что это ее Вивернарий. Пусть бы это был От-А-до-Л, тогда бы она не чувствовала себя такой одинокой. Но когда она попыталась снова протянуть к нему руку, у нее не получилось.
– А где же тогда Аэл?
– Я полагаю, в Публичной Библиотеке Броселианде. Он,
Теневой Аэл переступил с одной фиолетовой лапы на другую.
– Сначала я очень расстроился. Мы с братом с рождения жили вместе! Что мне без него делать? Я умел топать, только когда он топает, петь, когда он