осколки зеркал и фарфора, детали крохотных механизмов. Порванный пополам, жалко свисал воздушный змей. Газовый фонарь треснул, клочья света проникали сквозь стекла витрины. Очерченный контур тела кое-где побурел и затерся шагами. На стойке лежала конторская книга, китайские иероглифы мешались там с цифрами и понятными буквами – адреса, номера и суммы, ни единой фамилии Хорн не нашел. Раздался звон, китайские побрякушки, подвешенные над прилавком, задребезжали в такт робким шагам. Элиас обернулся и увидел дочь старика. Юэ была бледна, черные пряди растрепались, выбившись из прически, рукава розового ципао покрылись кровяными разводами, тонкие пальцы дрожали. Синие глаза смотрели прямо и безразлично, дорожки слез тянулись к мягкому рту. «Она совсем некрасива», – некстати подумал Элиас, и тут же оборвал себя – девушка только что потеряла отца, ей больно.
– Сочувствую вашему горю, госпожа Юэ. Могу ли я что-нибудь для вас сделать?
Потупив глаза, девушка едва заметно покачала головой «Нет».
– Вы понимаете меня?
Робкий кивок «Да».
– Мне поручено расследовать дело о гибели вашего отца. Можете быть уверены, преступники будут найдены, их постигнет заслуженная кара.
Молчание.
– У вашего отца были враги? Кто-нибудь угрожал ему? Вы видели человека, который напал на него этой ночью, встречали его раньше? Представляете, что послужило причиной подобной жестокости? Простите, госпожа Юэ, я вынужден задавать эти вопросы.
По щекам девушки скатилось несколько слезинок, рот задрожал. Элиас понял – еще немного, и она разрыдается или, того хуже, упадет в обморок. Бог его знает, как это принято в Китае, но в Покете обходятся без церемоний! Не задумываясь, Элиас расстегнул шинель и набросил теплую одежду на плечи девушки.
– Вы многое пережили сегодня, вам просто необходимо подкрепиться. Пойдемте со мной!
В кафе мадам Жозефины поздним утром пустовали все столики. Поэтому почтенная хозяйка не стала протестовать против странного вида гостьи. И какао подала тотчас – густой, горячий, со сливками, с пенкой, с изумительными маленькими пирожными на тарелочке.
– Попробуйте, вам сразу станет легче. Не стесняйтесь пожалуйста! Ну!
Отвернувшись к окну, чтобы не смущать девушку, Элиас исподволь наблюдал за ней – как деликатно она ест, маленькими глотками отпивает сладкий напиток, хотя явно голодна. Как просыпается под кожей румянец, как поблескивают во рту аккуратные зубки – кто придумал, что китайские женщины их чернят? Машинально, не отвлекаясь от размышлений, Элиас сложил из салфетки журавлика – в южном порту одна гейша в перерывах между утехами научила его мастерству оригами. При виде бумажной птицы Юэ бешено закивала. «Да, да, да!» говорило ее лицо. Девушка выхватила из подставки на столе зубочистку, обмакнула ее в гущу какао и прямо на блюдце нарисовала странную птицу с шестеренками вместо глаз. А потом ухватила Элиаса за рукав и потащила назад – тот едва успел крикнуть хозяйке «запишите на счет».
В лавочке взволнованная Юэ жестами попросила помочь – снять со стены большой шелковый экран, расписанный аистами и бамбуками. За ним оказалась дверь, украшенная щитком с иероглифами. Тонкие пальцы Юэ выбили замысловатую дробь и замок щелкнул, открывая проход. Тотчас сам собой зажегся газовый рожок, осветил комнатку, выглядящую уютной по сравнению с хаосом лавки. Там были птицы.
В первый момент Элиас подумал, что в клетках сидят настоящие соловьи и щеглы, но тут же понял ошибку. Игрушки, десять или около того клеток с фигурными прутьями. Элиас поочередно рассмотрел их, ощущая спиной внимательный взгляд девушки. Может ли быть, что старика убили из-за дорогой безделушки? Сколько стоит одна птица – соверен, три, пять?
Последнюю мысль он произнес вслух. Юэ написала в воздухе цифру. Сто золотых монет. Стоимость рыбачьей фелуки на дюжину гребцов, с сетями, кедровой мачтой, компасом и бочонками под треску. За что?! Кто в городе может позволить себе выложить столько золота за игрушку?
Недоумевая, Элиас взял в руки ближайшую клетку – там сидела желтая канарейка. Сама птица оказалась металлической, под пышными перышками ощущался жесткий каркас. И на брюшке у нее был ключ, такой крохотный, что лейтенант едва зацепил его ногтями. Оборот, другой, третий… Механическое тельце затрепетало. Птица расправила крылышки, встряхнулась, словно живая, спорхнула в клетку и зачирикала. Пение ее походило на мелодию музыкальной шкатулки – томительное, нежное, с капелькой грусти. Элиас вдруг вспомнил милое личико Мери, своей невесты. Она отказала жениху безо всякой причины, Хорн вспылил и отправился в армию, уехал с хайлендерами в бунтующий Раджпутан. А Мери в тот же год умерла от туберкулеза – она узнала, что заболела, и решила не становиться обузой любимому человеку. Легкий вздох привлек внимание лейтенанта, он взглянул на Юэ и увидел, что девушка покраснела, словно бы от стыда. Надеюсь, китайцев не учат читать мысли?
Закрыв клетку, Элиас захотел завести другую птицу, но девушка воспротивилась так решительно, что лейтенант отступил. Остальные игрушки тоже оказались под запретом. Элиас пожал плечами и не стал настаивать. Один из ящиков комода, стоящего в углу комнаты, оказался заполнен золотыми монетами – похоже Юэ обеспеченная наследница… если, конечно, она не убила отца сама. Впрочем, огорчение девушки выглядело непритворным, а хрупкие пальцы вряд ли могли бы удержать револьвер. Второй ящик оказался полон непонятных деталей – барабанчиков, утыканных шипами, молоточков, шестеренок, колесиков. В третьем хранились принадлежности для письма и лежала конторская книжица. Адреса, иероглифы, цифры. Четырнадцать адресов. Четыре из них перечеркнуты. Два знакомы – на бульваре Цветочниц в собственном доме проживал скрипач Циммер, виртуоз и брюзга, а усадьба «Рай»,