– Я договорюсь для вас о прослушивании в труппу одного моего приятеля. Только скажите, что вы собираетесь показать – станете петь или копировать голоса?
– Я хотела бы танцевать…
Из своего кресла брезгливо хохотнул профессор, наслаждаясь изумлением Шоу.
– Теперь, Джордж, вам с ней мучиться, не мне. Вы узнаете, что это за вздорная и непредсказуемая особа.
– Но Элиза… Не лучше ли будет показать то, что вы умеете?
– Вы боитесь оказаться в глупом положении? – Элоиза знала, что стоит на кону. Она продумала все тысячу раз и не нашла другого выхода. – Вы правы, стоит показать то, что умею. Я всю свою жизнь училась подражать людям – перенимать их повадки, голоса, жесты, интонации. Вы знаете, что в Лондоне завтра танцует эта балерина, Анна Павлова, знаменитый «русский лебедь»? Элджернон Бейверли обещал отвезти меня смотреть, как она танцует. Так вот – ставлю десять шиллингов на то, что завтра вечером я повторю ее танец здесь, в этой гостиной. Но если вы боитесь, что этого будет мало – предлагаю вот что. Бейверли устраивает благотворительный концерт вечером в пятницу, но не в Оксфорде, а в Лондоне – там будет всякая беднота и неподобающие личности, но… позовите вашего приятеля на этот концерт. Мы с Эндрю Листоном исполним дуэт Рудольфа и Луизы из Верди, а потом я буду танцевать. Даже если вашему другу не понравится танец, он услышит, как я пою.
– Но Элиза, право, вы сошли с ума, и я вместе с вами! Что вы собираетесь танцевать?!
Он тряхнул зажатой в руке музыкальной шкатулкой. «Ззынь» – откликнулась она.
– Да хотя бы… вот это, – Элоиза вынула из руки драматурга шкатулку, поставила на каминную полку и повернула ключ.
«Элоиза, слышишь этот звук? Ты слышишь скрип, ты слышишь стук? Все исправь и отведи беду… Твоя вина… Тебе решать».
Мистер Шоу картинно упал во второе кресло по правую руку от ухмыляющегося Суита, картинно захватив в кулак свою черную бороду:
– Верно. Она сошла с ума. Она собирается танцевать в стиле а ля рюс перед сбродом под Бетховена, а я должен привести на это сборище человека с таким взыскательным вкусом, что устрицы на его тарелке бледнеют от ужаса?
Суит снова хмыкнул и принялся с нарочитым безразличием протирать очки.
– Ну же, кэптен, вы снискали себе славу насмешника и острослова. Сыграйте с ним шутку. Заставьте этого сноба посидеть на одной скамье с зеленщиком и торговкой рыбой. А я позабочусь о том, чтобы он не пожалел об этом вечере.
– А наша мисс Замарашка предлагает отличную шутку. – Генри Суит перестал кривиться и, опершись на подлокотник кресла, взглянул на Элоизу с видимым интересом. – Ну же, Джордж. Мне начинает казаться, что вы становитесь респектабельным. Сами знаете, как это скучно. Шоу должен продолжаться.
– Значит, вы хотите Шоу?..
Элджернон согласился на авантюру удивительно легко. Дольше всего уговаривать пришлось Эндрю, несмотря на то, что идею, если судить по совести, подал, пусть и невольно, именно он. Видимо, приняв предложение Элоизы за проявление жалости к неудачливому поклоннику, Листон отказался быть жалким и петь перед бедняками.
– Даже ради меня? – Элоиза знала, что вторгается на запретную территорию, но в утренних газетах сообщалось о новой жертве лондонского маньяка. Выжившая после нападения девушка умерла на следующий день в госпитале, так и не придя в сознание. Промедление могло стоить жизни еще одной ни в чем не повинной цветочнице или швее, в которых мастер углядит сходство с его куклой.
– Эндрю, а если я скажу, что от этого, возможно, зависит чья-то судьба, даже жизнь, вы согласитесь?
– Если только эта жизнь – ваша. Я знаю, что вы думаете о карьере актрисы. Боюсь, в этом я не могу… нет, не хочу вам помочь. Вы уже догадались, мисс Лоуренс, что я желал бы видеть вас в совершенно другом амплуа.
– Я выбрала дуэт Рудольфа и Луизы. – Она подошла так близко, что приличия осыпались между ними, как осколки раздавленой лампы. Внешне Эндрю был мало похож на Ханса Миллера: волосы, цвет которых Майн Рид назвал бы «истинно саксонским желтым», темные глаза. Но, созданный учителем, пусть и из другого материала, не как сущность, а как личность – он, подобно Элоизе, провел долгие годы, копируя предмет своего восхищения, и теперь в повадках и жестах почти отождествился с ним.
– Посмотрите на меня, мастер. Это я, ваша Элоиза Миллер…
Ее никогда в жизни никто не целовал, но отчего-то Элоиза почувствовала, что должно произойти, и в самый последний миг избежала прикосновения. Не оттого, что не желала его. Она была уверена, что Эндрю – тот, кто нужен Элизе Дулитл и мисс Лоуренс, тот, кому можно доверить все тайны. Она поцелует его, непременно поцелует, выйдет за него, поможет внести правки в чертеж и собрать Механическую девушку Миллера – но только после того, как сам Ханс Миллер окажется в руках полиции и она будет уверена, что больше никто не погибнет.
Элоиза Миллер должна все исправить. Любой ценой. Как она может обещать свою жизнь кому-то, не зная, какова будет плата за чудо?
Эндрю отстранился, готовый рассердиться на себя и на нее, но Элоиза взяла его за руку и вложила в открытую ладонь круглую шкатулку:
– Вы, верно, видели такую, Энди, в доме вашего учителя, в Мюнхене.
Глаза Листона широко раскрылись, но он не проронил ни слова.
