Румянец на впалых щеках Молли Пейн стал ярче.
– Нужда в деньгах, – в тон Холмсу ответила она. – Маргарет, при всех ее недостатках, никогда не была скупердяйкой.
Из всех обитателей поместья доктор Челли владел собой лучше прочих.
– Да, миссис Кроули очень страдала физически. Нет, я понятия не имею, кто мог ее убить. Знал ли я, что она оставила мне наследство? Предполагал. Она тепло относилась ко мне, хотя порой была резковата. Обижался? Нет, мистер Холмс. Я знаю, что такое терпеть боль. По сравнению со многими пациентами, проклинающими врачей, Маргарет вела себя просто героически. Доктору Ватсону как моему коллеге должно быть отлично известно, на что бывают способны тяжелые пациенты.
Сайрус Челли скрестил руки на груди. Лицо его выглядело бы благородным и почти одухотворенным, если бы не чрезмерно выдающийся вперед подбородок. Он придавал чертам доктора Челли что-то грубое.
– Вы заходили в ее спальню вечером перед нападением? – спросил Холмс, внимательно разглядывая монограмму на его жилете.
– В этом не было нужды. С обычными процедурами вполне справлялась ее горничная или компаньонка.
– Молли Пейн посещала миссис Кроули в ту ночь? – быстро спросил Холмс.
Это был единственный момент, когда Ватсону показалось, что Сайрус смутился.
– Нет… то есть да… Я не уверен. Вам лучше спросить у нее самой.
Горничной, неприязненно взиравшей на сыщика, Холмс задал только два вопроса.
– Вы задергивали портьеры перед тем, как покинуть спальню миссис Кроули?
Пожилая женщина негодующе воззрилась на него:
– А как же! Мало ли кого черти принесут! Негоже всяким оборванцам таращиться в окно к моей хозяйке!
Глаза ее увлажнились. Грубые пальцы судорожно мяли и комкали платок.
– Кто, по-вашему, мог убить ее? – мягко спросил Холмс.
Ответ горничной прозвучал неожиданно:
– Кто это сделал, мне неведомо, сэр. Но он оказал ей добрую услугу, да простит меня Господь за такие слова! – женщина всхлипнула. – Уж так она мучилась, моя бедняжка, что последние дни и говорить не могла от боли.
Когда за ней закрылась дверь, Холмс обернулся к другу. На губах его играла улыбка.
– Что ж, мой друг, картина начинает вырисовываться!
Если бы бульдог, обладающий крайне воинственным характером, мог принять человеческий облик, он, без всякого сомнения, стал бы детективом Моррисоном. Так подумал молодой констебль Атчесон, рассматривая детектива.
Моррисон был кривоног, мясист, толст и при этом проворен. Первое, что он спросил: «Холмс уже здесь?», и, получив утвердительный ответ, обнажил в улыбке желтые зубы.
– Мы возьмем его, как только он огласит имя убийцы! Готов поспорить на что угодно, это будет Роджер Харт! Оружие при вас, Лестрейд?
– Само собой! Надеюсь, вы тоже пришли не с пустыми руками.
Моррисон хохотнул, приняв вопрос за шутку. Констебль Атчесон отвел взгляд.
За детективом прочно закрепилась слава ретивого служаки. Моррисон всей душой радел за избавление Англии от преступности, был опытен и бесстрашен. Вместе с тем он на дух не переносил все новшества, а к девяти расам Гостей испытывал такую острую ненависть, что это даже перестало быть предметом шуток. Пыл Моррисона не смешил, а пугал. Никакие достижения чужих цивилизаций, используемые человечеством, не могли оправдать в его глазах самого факта присутствия на земле тенри или юсэев.
В своей ненависти Моррисон был последователен и непоколебим. Когда его маленькую дочь вылечили от лихорадки с помощью средств миссии Тенри (лекарство добывалось из слюны самок), детектив ничуть не смягчился. «То была воля Господа – с помощью проклятых гадин спасти мою Нэнси! – заявил он. – Так Всевышний не дает мне забыть о них. У-у, мерзкие отродья!»
Штаб Лестрейда из библиотеки переместился в столовую. Отсюда удобнее было контролировать перемещения всех обитателей дома. К тому же Лестрейд велел старому слуге докладывать ему обо всех действиях Шерлока Холмса и доктора Ватсона.
– Просили подать пальто, – пробурчал тот, зайдя в столовую. – В смысле, мистер Холмс и друг его.
Моррисон привстал:
– Надеюсь, он не вздумает бежать!
– Холмс? – фыркнул Лестрейд. – Никогда! Он так твердо убежден в том, что вокруг него глупцы, что чувствует себя в полной безопасности.
«Хотя никто не находится в такой опасности, как умный человек среди глупых», – добавил про себя Атчесон.
Лестрейд подошел к окну и удовлетворенно усмехнулся, заметив две фигуры, вышедшие в сад. Нервозность его исчезла, он подобрался, как хищный
