Зимин стал расставлять свечи и сразу их зажигать длинной каминной спичкой, той, что горит долго.
— Зачем свечи? — спросила Лара.
— Свечи зимой красиво.
— Действительно, красиво, Зима, — Лара померила рукавицу. — Тебе нравится?
— Очень.
— Мне, знаешь, тоже. Странное дело. Я вдруг проснулась и поняла, что хочу связать рукавицы. Тебе. Как?
— Приветствую. Рукавицы, шарф, кофту. Давно хотел.
— Да… Никогда раньше про это не думала даже — и вот. Просыпаюсь — а в голове мысль: «Надо бы связать варежки». Так и висит, яркая и как будто не моя…
Лара потерла голову.
— Чужая мысль… А потом постепенно–постепенно она как будто обжилась у меня в голове и как то стала моей, собственной, точно я ее всегда обдумывала. Вязать варежки и это…
Лара снова почесала голову.
— Пирог с брусникой захотелось испечь.
Она хохотнула.
— Пирог с брусникой и с апельсинами, — Лара вернулась к вязанию. — Это наверняка что то буйное… Да, заставляет задуматься.
— О чем? — осторожно спросил Зимин.
— Ну не знаю… О разном. Вот я стала думать и поняла вдруг, что в жизни много таких мыслей. То есть вспомнила, что в жизни много таких мыслей. Вот, допустим, наше знакомство, ну, когда у меня ноготь врос. Я ведь совсем не в поликлинику шагала, а к матери — она у одной подруги взяла рецепт, как палец распаривать в отрубях — верное средство. Вот я шагала по Коммунистической, думала, как это, наверное, глупо — сидеть и распаривать палец в отрубях, и вдруг решила зайти в поликлинику. Вот просто так, безо всяких особых на то причин, вдруг поняла, что нужно зайти. И я в эту поликлинику и зашла. А там ты. Вот такие мысли. Их как будто кто то подсказывает, — Лара звякнула спицами. — Шепчет вроде как, только не словами, а…
— Кто?
— Не знаю. Кто то.
Лара неопределенно помотала головой.
— Он точно ведет тебя за руку, — Лара закуталась в одеяло плотнее, между плечом и окном проложила подушку. — Точно твоя жизнь кем то записана… А ты не замечал?
— Нет, — Зимин улыбнулся. — Никогда.
— Ну, понятно, ты сам в себе, в мыслях плаваешь. А я иногда слышу… Такое пощелкивание, точно…
Лара поглядела в потолок.
— Точно по клавиатуре кто то стучит, — сказала Лара негромко.
— Но это не страшно, а наоборот. Будто знаешь, что за тобой присмотрят. Вот ты же за своими героями присматриваешь, направляешь их, тебе это должно быть знакомо…
Лара замолчала. И Зимин молчал. Слушал, как поет зацепившаяся за мачты телеантенн метель, высоко, так, что можно было разобрать голос.
— Ты правильно сделал, что решил его оживить, — сказала она. — А то как то некрасиво получается — взял и прикончил любимого героя. Ему, наверное, тоже было удивительно, что ты его бросил.
Зимин кивнул.
— А теперь все как надо, — Лара снова примерила варежку, — Теперь все, как полагается, все хорошо, все спокойно.
Закончишь пятую книгу, а там и лето. И летом мы поедем… Куда?
— В Перу, — ответил Зимин. — На Мачу–Пикчу. Знаешь про такое место?
— Ага. Облачный край, как же. А почему именно туда?
— Не знаю. Вот захотелось вдруг, — улыбнулся Зимин. — Тебе же захотелось варежки связать? А мне на Мачу–Пикчу. Сначала махнем, конечно, в Аргентину, возьмем там мотоциклы впрокат и поедем на юг, к Огненной Земле, через весь континент.
— По маршруту Че Гевары, — сказала Лара.
— Точно, по маршруту Че Гевары. Это здорово.
— Здорово, — согласилась Лара. — Просто очень здорово. Я читала, там какой то иной мир.
— Там дикость. Там Амазонка. Там Анды. Можно целый год путешествовать.
Метель ударила в окна. Поползли узоры, мороз вырезал в толщине стекол замысловатые скелеты рыб, еловые ветви, бесцветные северные цветы. Зимин зажег еще одну свечу.
