Лара брезгливо поморщилась.
— Короче, бездарность, — сказала она. — Даже хуже, бездарность бывает яркой, это не бездарность — это посредственность. Шлак.
Зимин промолчал, а Лара продолжала развивать критику.
— Там все бездарны, — заявила она. — Команда слепоглухонемых, кроме того, еще и умственно отсталых. Режиссер, художник–постановщик, композитор… Композитор — это отдельная песня! Там ведь не музыка, там грохот! Там от этого грохота со стен тараканы осыпаются, это ведь пошлятина ужасная — работать грохотом! У меня потом голова три дня раскалывалась, а я ведь до конца не досмотрела.
— Музыка как музыка…
— А ты можешь ее вспомнить? Ну, хотя бы одну мелодию? Нет. Потому что шум только. Грохот. Бум–бум–бум. Это же не композитор работал, а молотобоец!
Зимин попробовал возразить, но Лара его остановила.
— Девка, которая Лару играет, кряжистая и с глупым лицом, — сказала она. — Она вообще не подходит, ну, разве что рыжая. Да и то не рыжая, а крашеная. Она хной покрашена, Зимин. Она что, дочка режиссера? У нее всегда одно и то же выражение лица — от этого повеситься можно. Если бы в кадре стояло полено, мы бы не заметили разницы.
Лара вытянула ноги. Зимин понял, что ей хочется поругаться как следует, и сел рядом на мокрую скамейку. Потому что предусмотрительно надел с утра кожаные мотоциклетные штаны.
— Так вот, эта девчонка все время смотрит в камеру, — продолжала Лара. — И вообще… Я же говорю, она не похожа.
— На кого? — спросил Зимин.
— На Лару. У Лары… У нее душа, у нее судьба. А у этой девки айфон — вот ее судьба. Он же тупая, это видно.
Зимин молчал, Лара продолжала:
— А Парцифаль? Ну, что это за Парцифаль?
Лара указала большим пальцем за спину, на огромный, вполстены кинотеатра, плакат.
— Это, по–твоему, Парцифаль?!
Зимин оглянулся на кинотеатр. Хотя мог бы и не смотреть, он знал этот плакат наизусть. Потому что точно такой, только меньшего размера, висел на стене в кухне. И в холле. И в туалете — Зимин не удержался.
А что, Парцифаль как Парцифаль, подумал Зимин, стоит, не падает. Наплечники, чешуя, меч — все, между прочим, натуральное, не бутафория, а реальная боевая копия настоящих средневековых доспехов, изготовленная в Чехии на заказ и стоившая весьма и весьма недешево. И орифламма развивается за спиной, и копье, и меч, все как он хотел, красиво, стильно.
— Чем тебе не нравится Парцифаль? — спросил он. — По–моему, вполне себе ничего Парцифаль.
— Вот именно — ничего. Ноль. Пустота. Этот мальчик раньше снимался в сериале про элитный колледж, — сказала Лара. — Он же хипстанутый от бровей до кроссовок, он же никогда на земле не ночевал! На коне не сидел! И — это Парсифаль?! Это красавчик. Красавчик! Пумпампусенька!
Лара повернулась и послала Парцифалю поцелуйчик. Затем достала из сумочки книгу, обернутую газетой, — Лара любила ретро. «Зима», угадал Зимин.
— Это «Зима в небывалой стране», — пояснила Лара и принялась листать. — Вот тут, я запомнила… Вот! Посмотри, если хочешь!
Она сунула книгу Зимину.
— Посмотри, если забыл, а я и так помню! Парцифаль невысокий, толстый и веселый, а это?! Это красавчик. Он не может быть Перцем! Ты что, не видишь? Это же дрянь все, это же туфта!
— Да нормально, — ответил Зимин.
— Нормально?! — ужаснулась Лара. — Ты что, не понимаешь, что вот после этого… — она ткнула большим пальцем через плечо, — никто ни одну твою книжку никогда не экранизирует! Они взяли и сняли невнятное гэ — и теперь все будут думать, что ты написал невнятное гэ…
— Уже насчет «Нисхождения» подъезжали, — возразил Зимин. — Я же тебе говорил, помнишь тот старый рассказ? Про пришельцев?
— Ну, помню. Так я бы на твоем месте права не уступала бы — еще одну дрянь снимут. С тобой теперь ни один приличный режиссер связываться не будет.
— Тьма хорошо получился, — перебил ее Зимин.
— Что?
— Тьма. Дракон. Хорошо, по–моему. То есть совсем не хорошо, отлично просто. Я его так и представлял. А тебе что, не понравилось?
Лара замолчала, потом поднялась на ноги.
— Не понравилось?
— Понравилось. Тьма хорошо получился, это да. Пойдем домой, Зимин? Обои старые обдерем, новые поклеим, а? Я люблю обои клеить, в этом что то есть. Как кожу меняешь.
