Легенда о свободе. Мастер Путей

Еще и не дерутся между собой!.. Рай! Он тяжело вздохнул, припоминая истинную причину их визита сюда, но оторвать глаз от приятных белых округлостей Баглисаи не мог.

Детей нигде не было видно. Палстор пригласил его величество и эскорт, который сегодня состоял из семи рыцарей, но не людей графа, а отличившихся в Ливаде офицеров, в обеденный зал.

Стол, несмотря на неожиданность визита короля, ломился от яств и напитков. Граф приготовил и развлечения: слуги с осторожностью внесли и установили огромную – с человеческий рост – арфу посреди парадной залы. Гани давненько на такой не играл. Он огляделся по сторонам, ища, кто же будет музицировать. Как оказалось – Баглисая! Ах! Она еще и играть умеет!..

Гани было так любопытно и так не терпелось услышать музыку в исполнении младшей дочери графа, что он даже не чувствовал вкуса фаршированного фазана и запеченных свиных ножек. Наконец, Баглисая улыбнулась, присела в реверансе – от этого вида Гани едва сдержал стон умиления, – и направилась к инструменту.

В приглушенных витражными стеклами солнечных лучах она выглядела посланником Мастера Судеб, но руки держала неправильно и ноги на педалях – тоже. Гани так и подмывало обхватить ее сзади, поставить в правильную позицию ее… изящные кисти рук. Он откинулся на стул, обмахиваясь салфеткой, на лбу выступил пот. Здесь жарко?..

Баглисая взялась за струны. Король и придворные отложили столовые приборы и внимательно слушали. Гани скривился от фальшиво взятых нот лишь пару-тройку раз: удовлетворительный показатель для непрофессионального исполнителя. Громкие аплодисменты смутили молодую женщину: она заняла свое место, приняв поздравления Гани.

– А ты, Музыкант, исполнишь для нас что-нибудь?

– Только не «Обманутого короля», у меня уже оскомина на эту балладу…

Король расхохотался.

– У меня, признаться, тоже. Пой, что знаешь, Наэль!

Гани знал подходящую к случаю песню. Он не воспользовался громоздкой арфой – за ней неудобно петь, – подстроил лады на своей неизменной лютне и начал:

Плясал мотылек на лугу в цветах,
Купался в солнца лучах,
Хмельной пил нектар, на пыльце он спал,
С собою красавиц звал.
Блеснули на солнце два алых крыла,
Она за собой звала,
Такой красоты не встречал мотылек,
Вид дивный его увлек.
За ней полетел он в дремучий лес,
Где солнце скрыто в ветвях,
И луг за деревьями вдруг исчез,
Ему же не ведом был страх.
«Ее я найду», – мотылек наш пел
И смело во тьму летел,
Но алые крылья скрылись с глаз,
И свет надежды угас.
И он заметался в лесной тиши:
«Где луг мой? И где цветы?»
И жадно искали его души
Враги: «Заблудился ты?»
Летел он, не глядя, что впереди,
Летел и света искал.
И вот паутина дрожит на пути,
И виден врага оскал.
Паук уже лапы свои потирал,
И в сеть мотылек попал.
Спешит убийца героя добить
И крови его испить.
«Как хороша ловушка моя,
Не подвела никогда,
Как я хитер, как ловок я.
С тобой же случится беда!»
Рванулся в отчаянье наш мотылек,
Освободил крыло,
Но враг-паук уже не далек:
«Тебе, друг, не повезло!»
И вот уже алчно сверкают глаза,
И вырваться уж не успеть,
Прощанием с жизнью, скатилась слеза,
Паук подготовил сеть…
Вдруг тень накрыла собою двоих:
Убийцу и жертву его,
И птица спустилась с небес на миг,
Чтобы склевать одного.
Проглочен тот, кто торжествовал,
Кто царство ловушек плел,
Что есть посильнее его – не знал
И этого не учел.
И освободился наш мотылек,
И к лугу дорогу нашел,
Как он был от дома далек!
Как далеко ушел…
И радуют глаз родные цветы,
Красавицы-мотыльки,
А алые крылья – пустые мечты,
Обманчивы и горьки…

Мило громко зааплодировал; рыцари и Палстор, а также Малисиния с Баглисаей присоединились к королю. Гани остался сидеть на импровизированной сцене, на стуле посреди залы, около огромной арфы. Его руки сами потянулись к золоченым изгибам и водопаду струн. Инструмент был восхитителен: пальцы Музыканта заскользили, и звуки полились, наполняя пространство залы. Совершенно неподходящая музыка для того, что должно произойти сейчас… Слишком нежная, слишком чистая…

– А где Мило и Брай? – спросил вдруг король, заставив Малисинию улыбнуться, Баглисаю замереть, а Палстора, изумленного таким вопросом, поднять бровь: раньше его величество никогда о детях не справлялся.

– Они с нянечками в детской, – сказала Малисиния.

– Так ведите их сюда!.. – добил Мило Палстора. Тот не знал – обрадоваться ему или насторожиться.

Малышей привели, и Мило подхватил двухлетнего Брая, усаживая к себе на колени.

– Когда не думаю о них, как о моих сыновьях, проникаюсь глубокой симпатией и умилением, – сказал король, доброжелательно улыбаясь.

«Что означает сия фраза?..» – мучительным раздумьем читалось на лице графа.

Король достал медальон, подаренный когда-то Малисинией и, не снимая с шеи, дал Браю поиграть с ним. Малыш вцепился в блестящую штуковину, рассматривая ее широко распахнутыми глазами.