– Тшах… – вдруг зашипел Древний: так хрустят под ногами мертвые кости… давным-давно мертвые кости… – Тшах! – Он принял имя… не хотел, но принял… Вирд как-то заставил его. – Тша-а-ах! – произнес он снова, и кровь Вирда на нем вдруг вспыхнула, превратилась в настоящий огонь, воспламеняющий волосы, кожу Древнего… даже его золотые украшения – все горело!..
Пламя разгоралось все ярче и ярче, вздымались пляшущие языки к потолку, потянуло запахом паленой плоти. И чем ярче горело пламя, тем слабее становился Вирд. Повалился на бок сгорающий Атаятан… повалился на бок и Вирд, не выпуская Доа-Джота.
Такую цену тоже не хотела платить Элинаэль… Вирд умирал… Почему она не идет к нему – нет сил идти… Но все же почему не ползет?.. Не может пошевелиться… Ее будто приковали к этой колонне, но она должна быть с ним. Она должна…
Элинаэль заметила, что никто из друзей не в силах сдвинуться с места, а враги, связанные с Древним, корчатся на полу, беззвучно крича…
Атаятан-Сионото-Лос сгорел быстро… необычайно быстро, но и
Он стоит на высоком утесе, внизу простирается океан; он оборачивается назад и видит петляющую узкую каменистую тропу, ведущую вниз. Он помнит, как взбирался сюда по ней, и путь этот легким не назовешь. Он смотрит на свои ладони – они изодраны в кровь, босые ноги сбиты… Дальше пути нет – он на самом верху.
Путь пройден, позади трудности, боль, кровь, страх, власть и ее бремя… А впереди – небо, синее и глубокое… до рези в глазах, до слез, до экстаза… Нет ничего прекраснее неба! Нет ничего желаннее полета! Нет ничего важнее крыльев за спиной!..
Ветер развевает его волосы, наполняет свежим дыханием его легкие, шепчет и зовет за собой:
– Летим, брат!..
Ветер кружит его голову, ветер поднимает его крылья, побуждая расправить их.
– Ты свободен, как и я!..
Он делает шаг вперед, становится на самый край пропасти.
– Летим, брат!..
Но что-то неприятно отзывается у него внутри – невидимая нить, тянущая вниз: туда, где холод, грязь и кровь… Туда, где боль, боль, снова боль… Туда, откуда небо так далеко…
Эта нить крепко обвила его душу, хотя кажется тонкой и слабой. Кроме зова ветра он слышит другой шепот, неразличимый, тихий… лишь отголосок чего-то давно ушедшего и забытого… но такого сильного…
– Летим, брат!.. – Ветер нетерпелив.
Последний шаг. Шаг к свободе.
Внутренний шепот нарастает, болезненным гулом отдается в висках, нить натягивается, грозя разорвать его.
– Освободись!.. – советует ветер.
Шепот обретает очертания и смысл. Кто-то зовет его, зовет по имени. «Мое ли это имя?»
– Ты – Тот, кто летит –
– Вирд!.. – Крик из пустоты пронзает огненной стрелой.
– Вирд!.. – И нить, тянущая вниз, становится толстым канатом, цепью из закаленного металла, которую не разорвать даже Мастеру Путей.
– Вирд!..
– Она зовет тебя, сынок… – слышит он голос матери, – еще не время лететь так далеко. Ты еще не покорил небеса Тарии.
– Вирд!..
– Летим, брат! Летим!..
– Вирд!..
– Иди к ней…
Он знает, что она плачет. Он чувствует, как ей больно. Ее одиночество наполняет его сердце. Элинаэль…
Он вернется назад … вернется, чтобы не оставлять ее одну…
Он слышит голоса и видит людей, окруживших тело юноши, все еще сжимающего обеими руками Доа-Джот, вонзенный в его грудь. Лицо совершенно белое, а глаза закрыты… он не дышит… он мертв… второй раз за сегодня.
– В этот раз я не могу ничего сделать, – бормочет светловолосый подвижный человек, положивший ему обе руки на солнечное сплетение. – Он мертв. Все… Искры нет! Я не могу ничего сделать!.. – Он резко отстраняется, вытирает полой кама пот со лба, его руки дрожат так, что это простое движение удается ему не с первого раза.
– Может, нужно вынуть Доа-Джот? – говорит всклокоченный худощавый человек с серебряной нитью в длинных растрепанных волосах. – Не может
