по утверждению матери, Одаренным. Соблазнил и оставил обычную провинциальную девушку, не отличавшуюся ни особой красотой, ни умом. И за это Элий гневался и на свою мать: будь она чуточку умнее, чуточку красивее, он бы родился в браке, в обеспеченной семье Мастера Силы, и ему бы не тыкали всю юность в глаза незаконное происхождение. На нее он гневался больше всего. Асия Итар – ее фамилию он носил, не отца, – была не только матерью Элия, но и матерью его гнева. Она вскормила его гнев так же, как и его самого. Она считала Элия ошибкой судьбы, ничтожеством, которому сделала огромный подарок – жизнь. И за этот подарок он должен расплачиваться с нею вечно. Элий мало того что был плодом ее глупой несчастной любви, так еще и имел увечье: он хромал, его колено было выгнуто неестественным образом. Когда он шел рядом с матерью, припадая на больную левую ногу, мальчишки бросали в него камни и кричали «Калека!», старики же говорили: «Наказание Мастера Судеб за блуд!» Пока он рос, она проклинала его каждый день. Как только она ни называла его: бездарным отродьем, проклятием, смаргом, бурьяном, что вырос в ее поле и забил собою все хорошее, что могло там произрастать… лишь ласковых материнских слов он не слышал от нее… пока не развернулся Дар…
Когда Элий впервые почувствовал внутри этот огонь, ему было семнадцать лет, он был отвергаем всеми – ровесниками, старшими, младшими… Он был одиноким, до боли, до слез, до волчьего воя – одиноким!.. И тогда в нем проснулся Дар, а вместе с Даром гнев вошел в полную силу. Гнев стал его другом, братом и отцом, которых никогда у него не было. И сейчас с Элием его гнев. Все изменилось тогда: те, кто гнал его, стали подобострастно искать его общества, те, кто смеялся над ним, объявили себя его лучшими друзьями, но он уже не нуждался в друзьях, ни в ком не нуждался! Асия, которая прятала его от людских глаз, стеснялась появиться вместе с ним на улице, вдруг стала необычайно горда сыном – Одаренный! Ни искры… ни пламени!.. «У меня Одаренный сын, – говорила она. – Сын, что станет Мастером Силы и отвезет меня в Город Семи Огней!»
Ногу Элия исцелили, как только он поступил в Академию Силы, но увечье в его душе уже никто не в силах был исцелить. Его гнев, направленный на разрушение, сделал его настоящим Мастером задолго до того, как ему повязали д’каж. Спасибо матери! Спасибо за гнев! Элию сейчас было семьдесят четыре года, его мать давно превратилась в сморщенную уродливую старуху и покинула этот мир. Умерла в одиночестве, как и заслуживала! Но Элий, когда думал о ней, видел молодую сильную женщину, перегнувшую через колено и хлещущую попавшей под руку хворостиной орущего мальчика-калеку только за то, что он родился.
Элий уже не был одинок – гнев всегда с ним. Он не подводил его ни разу, он не потух, не истерся, не убавил своего пожирающего пламени за долгие годы сытой жизни Мастера Силы, уважаемого гражданина Города Семи Огней, бойца Золотого Корпуса. Элий гневался на ректора Исму, который всегда говорил, что Дар его пылает слишком ярко, что если он будет разрушать так рьяно, то разрушит самого себя. Элий гневался на Кодонака, который пытался научить его управлять Силой и заодно – гневом. Элий гневался на Эбана, который всегда завидовал его Силе. Эбан мечтал стать лучшим, самым опасным Разрушителем в истории Тарии, за свою мечту Эбан презрел честь, поступился клятвой, предал Кодонака. Эбан обладал амбициями, жаждой силы и могущества, он был изворотлив и жесток, он ни перед чем не остановился бы, но гнева – истинной души Разрушителя – у него не было! Он добился ненадолго своего, связав с собою десятерых Мастеров Стихий, которые сейчас только опомнились после удара, обрушившегося на них, когда была разорвана связь Эбана с Древним. Но разве у Митана Эбана была такая мать, подарившая ему гнев?
Сам Элий согласился участвовать в делах Эбана лишь потому, что гнев его был превыше всего. Гнев на сытую, довольную, потерявшую всякую осторожность Тарию с ее Советами, Королем-Наместником, с ее мирными Мастерами, чьи головы были забиты Кружевными мостами, стихами и книгами; Мастерами, которые вздрагивали, когда в комнату входил Кодонак с мечом у правого бедра. Тария, как растолстевшая не в меру купчиха, стала неповоротливой, потеряла остроту ума, предавалась излишествам и удовольствиям, оторвав от мира огромные наделы земель; настолько огромные, что она не успевала ни обрабатывать их, ни населять, а если и населяла, то не ведала, что творится на окраинах. Город Семи Огней, собравший под крыло всех Одаренных, был истинно их городом – лишь их, и больше ничьим! Мастера Силы твердили, что живут, служа народу Тарии, обычным людям, но они служили только себе. Для себя строили прекрасные дома и дворцы, для себя насаждали сады, сами себе толковали пророчества, для защиты драгоценных Одаренных создали Золотой Корпус. Если каких Мастеров Силы и отправляли в провинции в качестве городских Советников, то лишь провинившихся, самых слабых или тех, кого было слишком много: например, погодников. Элий гневался на то, что именно Верховный – Правитель Тарии решился разбудить Древнего, врага всего человеческого рода, врага неодаренных в большей степени, чем Одаренных. Такую службу сослужили народу Тарии ее драгоценные правители – наимудрейшие!
Еще больше гневался Элий на Кодонака – Мастер Стратег десять лет не видел, что творится под носом! Элий никогда не согласился бы стать на сторону Эбана и Атосааля, если бы не слепота Кодонака. Как мог он – защитник и первый рыцарь Тарии – проморгать ТАКОЕ?! Гнев дает право убить честно, и если Элий встретит Кодонака в бою, то убьет без сожаления, несмотря на то, что тот один раз спас его… Элий произнес свидетельство на суде, он говорил ложь, но его глаза сказали тогда правду, и Кодонак должен был услышать ее: «Ты недостоин, потому что не заметил, как обвели вокруг пальца и тебя, и Золотой Корпус, и всю страну! Ты виновен, потому что несешь ответственность за Тарию! А ты закрыл на все глаза! Ты виновен, потому что глух и слеп! Ты виновен!»
Элий гневался и на сегодняшних своих соратников. На Атосааля, который любой ценой жаждал продлить свое жалкое существование. На Абвэна, который был трусом до мозга костей, боялся и потому примкнул к сильному, к непобедимому. На Маизана, в устах которого слишком часто звучало имя Создателя, тогда как сердце его полностью под властью тьмы. На Айлид, что теперь играет день и ночь для утехи Атаятана-Сионото-Лоса. Хотела вечной жизни, неуязвимого, не знающего старости и усталости тела, яркости Дара и ме?ста среди самых великих? И получила сполна! Элий не завидовал участи той,
