классовое понимание природы общества. Сталин это показал на своём последнем, XIX партсъезде в октябре 1952 года, уже в предверии смерти. С трибуны съезда он более всего говорил об интернационализме и КПСС.
Сомневаться в наличии убеждений у Сталина не приходиться. Ведь не стал же он эсером или кадетом, не стал священником или грузинским националистом. Значит, какой-то стержень убеждений у него был. Однако чувствуется, что в его глазах имеют ценность те приёмы политической борьбы, те лозунги, которые решительно ведут к власти. Он более всего практик и менее всего теоретик. Присущей ему особенностью является расчёт на силу. Все теоретические положения и свои собственные выкладки он подпирает неизбежностью безоговорочного принуждения.
У Сталина одна рука была короче другой на 5 см, а второй и третий пальцы левой ноги были сращены перепонкой – по народному поверью, отметкой сатаны…
Убийства людей Сталиным отвратительны. Его личные указания по пыткам и казням не поддаются разумению.
Для карательных дел вождю нужны были люди-звери. Что они выделывали с людьми, любой мировой язык для передачи этого слишком беден. Их совестью являлся приказ вождя.
Всё, что творилось в этом углу страны, иначе как безумием и назвать нельзя. И это тоже был Сталин.
Но этот человек не давал ни страну, ни народ в обиду. Обходясь жестоко с людьми, он поднял на необычайную высоту их гордость за принадлежность к России. Народ гордился своим Отечеством – это не пустые слова, так было…
Глупо попрекать Сталина в терроре. Марксизм со своим учением о благодетельности истребления людей во имя справедливости – диктатуре пролетариата, предельно соответствовал устремлениям и нраву Иосифа Джугашвили. Террор, направленный против буржуазии, не мог не захватить всё общество.
Но народ сам выбрал такого правителя, когда сделал возможным расправу над царской семьёй – нечто ужасное даже в ужасной русской истории. Всё потом явилось только следствием. Из-под маршальской фуражки на нас взирало то лицо, отягащённое отеческими заботами и тревогами о народе, то оскал изувера. Этот человек пророс из той жуткой ночи с 16-го на 17 июля 1918 года. С той ночи и завелось, что жизнь ничего не стоит, с человеком можно творить всё, что угодно…
'Выведи Романовых из вагона. Дай я ему в рожу плюну!…' – народу это стало угодно…
СТАЗУ ПОСЛЕ ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ ВСЯ ИСТОРИЯ РОССИЯ СТАЛА ДОКАЗЫВАТЬ СВОИМ КАЖДЫМ ДНЁМ, ЧТО РОССИЯ СУЩЕСТВОВАТЬ БЕЗ ЦАРСКОЙ ВЛАСТИ НЕ СПОСОБНА.
Вот объяснение террора Сталиным в 'Кратком курсе':
Надо признать, очень точное определение одной из причин гибели советского государства: 'Крепости легче всего берутся изнутри…'
Сталин только неограниченно расширил данное определение на весь народ и на все случаи жизни.
У Сталина совершенно отсутствовало великодушие. Тех, кого он причислял к врагам, он преследовал с неумолимой непреклонностью. Его не терзали сомнения. Он уничтожал холодно и расчётливо. Наносило это урон стране или нет, его не беспокоило.
Высшая власть должна быть абсолютна, высшая власть должна быть неумолима. Её поступь стирает в пыль всё, что пытается хоть как-то противостоять ей.
Государство и народ, а Сталин отождествлял себя с ними, вне упрёков. Государство всегда право, совершенно всегда, ибо любое другое отношение к государству, ослабляет его положение в мире, что недопустимо. Это и есть вера Сталина.
Или в одном порыве со всеми, или ложись в землю.
Не исключено, что марксизм с его центральной установкой на диктатуру пролетариата, то есть неограниченное насилие, кроме социальной направленности, привлёк его именно установкой на революционное насилие, на неограниченное приложение силы, что непосредственно отвечало свойствам его натуры. Он мог быть Сталиным лишь в обстановке неограниченной власти.
В применении к Сталину установка Гегеля подтверждалась с тысячекратным перекрытием. К всемирно-историческим личностям неприменимы оценки и правила морали. Сталин их просто месил своими сапогами.
Он вынужден принимать участие в теоретических спорах, но его поле действие – сила, здесь все его государственные способности раскрываются во всём многообразии. Это не значит, что он не был дипломатом, он был искусным дипломатом.
Сталин всё время подвигался к соединению марксизма – сугубо социального учения – с национально-патриотическими идеями. Сходились взаимоисключающие, несоединимые по своей природе интернациональные и национальные положения разные устройства государства. Однако Сталин нащупал основу для соединения этих двух противоположных установок. Этой основой оказался государственный патриотизм. К одной стороне советской государственной системы он намертво 'привинтил' марксизм, а к другой – национальные установки, примирив, таким образом, как ему казалось, интернационализм с национальными установками уже без противоречий.
Всё дело в том, что без служения идее Родины и идее народа партии и учения имеют обманную сущность.
Будущее тех партий, что намереваются действительно притязать на власть напрямую связано с национальной идеей, раньше других это понял Сталин.
Жизнь он завершил национальным коммунистом (национал-коммунистом).
Причины, по которым задерживаются возвращения национальных идей в жизнь и которые не дают им занять достойное место в политической жизни, это страх. Страх перед ярлыком шовинизма, расизма, то есть гитлеризма. Страх, за которым таится возможность расправы общества с такими людьми.
Но это не всё.
Герцену принадлежит очень важная мысль: 'История не так просто и легко двигается, чтобы ездить в одиночку'.
Побеждает сила организации, главная задача которой заключается в сплочении народа.
Национальные идеи сами по себе обладают громадной движущей силой. Если им позволить вырваться – они возобладают над всеми другими партиями и движениями. Нынешние хозяева России это превосходно сознают. Поэтому они и распускают вокруг национальных движений завесы лжи и злобы. Много сил расходуют и на создание подставочных движений, а также на распространение провокационного лжепатриотизма (большинство подобных господ понимают под патриотизмом свой карман или ту же сионистскую демократию, расцвеченную русскими флагами и гербами). Мы должны это видеть и презирать, решительно отказывая подставочным движениям в поддержке [227].
БОЛЬШОЕ РУССКОЕ ДЕЛО ДОЛЖНЫ ДЕЛАТЬ РУССКИЕ ПАТРИОТЫ, ДОКАЗАВШИЕ ПРЕДАННОСТЬЮ НАРОДУ, СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ ПРАВО НА ЭТО.
Другого подхода быть не может.
Мы, русские, должны следовать за теми, кто подвижническим трудом, кровью, страданиями доказал свою службу народу. Все, кто заседает в пышных залах, о ком с подобострастием распинаются в 'Новостях' теледикторы, – подставки, те же кандалы на ногах народа.
Ибо у русских борцов даже нет средств на такие залы (мы живём в жёсткой государственной и общественной осаде (я, к примеру, никогда не имел средств на издание газеты)).
Ибо их останкинское телевидение мажет грязью подлинную национальную Россию, страдающую за свой народ; оскорбляет и унижает тех, кто выступает против господства разрушителей России, возведённого ныне в ранг почётной государственной службы…
Ибо всё русское растаптывается и теряет свои национальные черты.
Ибо жизнь России, жизнь народа не имеет ничего общего с теми картинками, которые денно и нощно подсовывает нам телевидение, насквозь враждебное духу свободной, сильной и независимой России.
Это они, разрушившие Россию, стоят ныне у карт и морщат лбы, изображая возмущение налётами на Ирак и заботу о благе мира и народа – они, доведшие страну до постыдного бессилия, равного государственному краху.
Национальному движению постоянно придётся преодолевать трагическое наследие Гитлера в национальном вопросе. Всякое здоровое национальное движение будут стараться уличить, измарать в нацизме. Такова действительность, и с ней необходимо считаться.
У нашей страны нет иной дороги в будущее. Ей суждено пройти через национальное движение, ибо мы потеряли национальную независимость. Её не обрести вновь без могучего национального подъёма.
Наша победа неизбежна.
И ещё.
Нельзя логику национального вопроса распространять на тысячелетнее будущее. Эта логика действует сейчас. И лишь она способна сейчас решить ряд сложных вопросов выживания человечества, спасти много жизней, установить покой на земле. Этого уже достаточно для оправдания национальной политики.
Всё время обращаясь к русскому народу, я не имел в виду его господство над каким-либо народом или какие-то особые права в союзе народов России, но единственно утверждение через труд и борьбу этого народа достойных условий жизни для всех народов России, ибо русские составляют 85% численности населения нашей страны. Без борьбы русских за справедливую и честную жизнь победа над злом невозможна. Поднять русский народ, – значит, сохранить Россию цельной, единой, значит, обеспечить ей независимое, самостоятельное и достойное развитие.
Там, где хорошо будет русским, там хорошо будет и всем другим народам, кроме тех, что пытаются паразитировать на его труде или обнажают меч против него.
Для русских все народы равны.
Я пишу с одной целью: помочь устоять России. Ведь история клонится к тому, что она под давлением внешних сил и внутренней нарастающей слабости способна развалиться на два десятка мелких государств.
Когда речь заходит о расизме определённой части евреев (мы этот расизм заключаем в понятие 'сионизм'), я преследую всё ту же цель – сохранность России: чтобы сионизм оставил Россию в покое. Ничего другого я в своих книгах в виду не имею.
Еврейские расисты относят себя к избранному народу. Они преисполнены национальной спеси, чванливости и воинственности, оправдывая жестокость и
