Мы когда взлетели, по-настоящему, не на симуляторе, я напугался, извини меня, до усеру. Почти в прямом смысле слова.
– Следи за языком, пожалуйста! – напомнила мама.
– Ой, да хватит тебе! А вспомни, как он гонял меня на стрелковом полигоне? Я не собираюсь никого убивать! Я не люблю оружие! Я не люблю летать, нырять с аквалангом. Ну, рукопашный бой мне понравился, он развивает не только агрессию, но и внутренние качества. Но все равно, это не меняет главного. Отец пытается приблизить меня к некому идеальному образу сына, который сам же создал у себя в голове. Это ко мне настоящему не имеет никакого отношения. А ты его в этом еще и поддерживала нередко.
– Но, Кирюша, нельзя же жить только в мире книг и общаться с одними литературными героями! Это тоже ни к чему доброму не приведет! Жизнь – она несколько иная, чем пишут в книгах!
– Зачем тогда ты мне так прививала любовь к ним? Зачем показала этот яркий, блистающий мир, в сравнении с которым реальность – лишь бледная тень? Чтобы теперь упрекать за то, что он мне пришелся больше по вкусу?
– В тебе очень много от настоящего отца. – Мама вздохнула. – Я даже не знаю, хорошо это или плохо. Он был таким же бескомпромиссным, делил все на черное и белое, зло считал всегда абсолютным злом, а добро возводил в ранг абсолютной добродетели. Он не видел полутонов, и это во многом его и погубило. Он не берег себя, он превращал себя в топливо для костра, у которого грелись другие. Этого тепла с лихвой хватало и мне, и тебе, маленькому, и всем окружающим. Только ему самому не хватало… Вот он и выгорел весь. Даже то, как он погиб, можно назвать закономерным финалом его биографии.
– Поэтому друзья сделали ему надгробие в виде факела?
– Да. Но жизнь, Кирюша, даже если ее без оглядки делить на черное и белое, как делал твой настоящий отец, все равно подчинена балансу между этими силами, понимаешь? Чтобы постичь существование света, необходимо увидеть тьму, иначе свет просто не с чем сравнить, свет будет просто обычным состоянием, он перестанет быть светом, если не воспринимать его на фоне тьмы.
– Неправда! – горячо возразил Кирилл. – Свет всегда останется светом! Даже если его не с чем сравнивать! Именно свет, мама, как раз и должен быть нормальным состоянием мира. Мы терпим тьму и зло лишь потому, что пока не в силах ее победить. Она ни для чего не нужна, пойми. Это не есть необходимое состояние мироздания. С ним можно и нужно бороться!
– Ты в точности как отец. И поэтому мне за тебя иногда бывает страшно. Вот и сейчас страшно Я боюсь, что из этого отцовского рвения ты наделаешь глупостей и погибнешь раньше меня. Ты не представляешь, как сильно я этого боюсь! Я с трудом пережила смерть отца. А твою… Я собственной смерти боюсь в миллион раз меньше, чем подобной потери. А ты постоянно заставляешь меня думать об этом…
– Чем? – поразился Кирилл. – Тем, что не хочу ни под кого прогибаться? Ни под законы нашей ротожопой, как выразилась вчера Рита, цивилизации, ни под прихоти отца, ни под воцарившиеся в нашей семье элитарные предрассудки?..
– Значит, выпивал ты вчера с Ритой, а не с солдатами. – Мама облегченно вздохнула.
– Вот! Тебя это радует! Да, мы выпивали с Ритой, Андреем и Владом. А если бы с солдатами, тебя бы это огорчило. Так?
– Да. Но не по той причине, Кирюша, о которой ты думаешь. Вот совсем не по той.
– Ну, поясни! Я буду рад думать о тебе хорошо. Потому что своим выпадом против солдат ты меня расстроила. Правда. Мне и так после вчерашнего не очень хорошо, а тут еще смотрю на тебя, а вижу… Твоего мужа!
Кирилл впервые назвал полковника Рощина не отцом, как все привыкли, а мужем мамы. Он невольно запнулся, испытав что-то похожее на испуг. Словно от этого изменения само Мироздание могло дать трещину.
– Извини… – тут же произнес он.
Мама не ответила. Она взяла открытую банку с консервами и ложкой, в три приема выгребла ее содержимое в тарелку. Кирилл понял, что перегнул палку. Ему ничего не оставалось, кроме как тоже взяться за еду. На нее противно было даже смотреть, но, пересилив себя и сделав первый глоток, он сразу почувствовал себя лучше.
– Я поясню, – негромко произнесла мама. – Честно говоря, я не хотела этого разговора. Я бы предпочла, чтобы все развивалось само собой. Но как вышло, так вышло. Да и все к лучшему. Как бы оно само развивалось, неизвестно. А так ты будешь знать, какого развития хотела бы я. И, возможно, это повлияет на принимаемые тобой решения.
– Хорошо. – Кирилл взял металлическую кружку с горячим чаем и осторожно сделал глоток.
– Буду честна с тобой. Я не жду от жизни в бункере ничего хорошего. Нас сюда пригнал страх. И он же будет тут всю жизнь управлять нами.
– А за стенами разве не страх? – удивился Кирилл.
– За стенами, как и всегда в реальном мире, ничего не предначертано. Жизнь – это всегда набор шансов, часть из которых мы реализуем, а часть упускаем ввиду ряда причин. Чем реальность отличается от книги? Сюжет книги выстроен автором, он предначертан, и всему быть, как пожелает автор. Хорошо ли, плохо ли – зависит только от автора. А в жизни нет. Жизнь постоянно, ежесекундно предоставляет нам целый набор шансов. И реализовать можно любой, сделав жизнь такой, как нужно тебе, а не кому-то другому. Но тут, в бункере, будет как в книге. И автором всех сюжетов, хороших или плохих, будет руководство вообще и начальник гарнизона в частности. А он не показался мне хорошим человеком, если честно. Мне показалось, что на этой службе
