первого клиента.
Гаджиев выставил напоказ новенький орден, натер его так, что тот горел, подобно маленькой звезде. Надраенные до зеркального блеска сапоги сияли, едва не заглушая свет ордена, а вонь от вылитого на Тимура пузырька одеколона, должно быть, уже одолела всю мошкару в округе. Лабудько выглядел скромнее, но толщина выступающего на добрый сантиметр подворотничка заставила бы удавиться от зависти дембелей будущего. Оставалось оплакивать погибшую ради этого простыню.
Но всех побил Иванов. По такому поводу он тоже приоделся, нацепив сберегаемую для торжественных случаев фуражку с золотистым «крабом» и длинным, плоским козырьком. Хромовые сапоги, спущенные книзу и сжатые в гармошку так, что издалека их можно было принять за ботинки, горели на нем огнем. Звезда героя и три ордена указывали в нем явного фаворита.
Корреспонденток было две – Настя и Рая. Две молодые девчонки, труженицы фотоаппарата и печатной машинки. Высокие, стройные, красивые. Раю уже окружили ухажеры, и она вяло отбивала их лихие кавалерийские атаки, Настя брала у Саблина интервью…
– Вы, главное, акцент правильно поставьте, – беспокоился Виктор, – что истребители «Як-1» и «Як-9» превосходят новейшие немецкие истребители в маневренности. Но маневренность хороша в обороне, а нужно самим навязывать агрессивный бой…
Настя задумчиво кивала головой, начинала что-то править, снова черкала. Виктор смотрел, как она ловкими, лаконичными движениями выводит буквы, и любовался ее руками. Видимо, что-то не получалось, девушка сердито хмурила широкие брови, задумчиво грызла кончик карандаша, черкала в блокноте. Наконец она отбросила со лба непослушную прядь волос и устало улыбнулась.
– Кажется, получилось! – Голос у нее был мягкий, певучий. Она вся была такая тоненькая, высокая, с нежным и прекрасным лицом и огромными серыми глазами, что перед ней хотелось упасть на пол и завилять хвостом. А еще лучше затащить в койку.
– Дайте-ка, – не дожидаясь ответа, Виктор взял у нее блокнот и вчитался в исписанные мелким красивым почерком листки. В принципе написано было неплохо, но некоторые фразы драли глаз.
– Его бесстрашие и высокое летное мастерство, – пафосно затянул он. – Выбросьте. Выбросьте и никогда не вставляйте. Или вот… «наземные войска высоко оценили подвиг летчика». Это вообще ни в какие ворота! Уберите!
– Но почему? – обиделась за свою работу Настя. – Это же правда. И товарищи ваши говорили, и командир…
– Я вам скажу одну банальную вещь. Совершенный подвиг – это, как правило, следствие чьей-то ошибки или некомпетентности. И то, что мне пришлось одному драться с толпой «Фоккеров», говорит о том, что мы прое… э-э-э… где-то ошиблись. Так не должно было быть…
– Но так можно очернить или принизить почти все, – девушка сердито нахмурила брови, – о чем тогда писать?
– Ладно, остальные подвиги можете оставить, а мой уберите!
Она фыркнула, потом захихикала. Глядя на нее, рассмеялся и он.
– А вообще, – добавил Саблин, – лучше бы вы вместо интервью этого ненужного написали бы рекомендации молодым летчикам. Ну там… что с «Фоккером» лучше не ходить в лобовые, что он быстро перекладывается с крыла на крыло. Что легко и быстро входит в вираж, а вот виражит плохо…
– Впервые вижу такого скромника. – Настя мягко засмеялась. – Обычно ваш брат нагл до безобразия и про свои подвиги может рассказывать долго.
– Видите ли, я женат, – усмехнулся он. – В моем случае хвастаться совершенно бессмысленно…
– Про женат я заметила, – прыснула Настя. – А вот насчет остального вы мне открыли глаза…
Они хохотали долго и так заразительно, что Рая, раздающая Иванову многообещающие улыбки, обернулась и сердито поджала губы…
Корреспондентки пробыли всего полдня. Пообщались с летчиками, взяли несколько интервью, сделали несколько фотографий, построили глазки, послушали комплименты и уехали. Их визит быстро заслонило другое, насущное…
В кабине тянуло гарью. Земля, покрытая дымом и пылью, просматривалась отвратительно, и Виктор невольно проникся уважением к штурмовикам. Как они в таких условиях отличают свои войска от чужих, он не представлял.
– Я Волга! Я Волга! – истерически орал наводчик станции наведения. – Все истребители ко мне! Все истребители ко мне! Срочно сюда! – «Ольха» – дивизионная станция наведения почему-то молчала, зато темперамента «Волги» хватало на троих…
Слева ниже Виктор увидел только пятерку «Илов», которые, отработав, неторопливо уходили домой. Потом в дымке проступили мелькающие силуэты дерущихся самолетов. Шестерка наших «Яков» сражалась против восьми «мессеров».
– Я Сокол-одиннадцать, – эфир разорвал чей-то резкий, гортанный голос, – вижу противника. Атакую!
Справа показалась еще одна шестерка наших истребителей и с ходу кинулась в свалку. Немцы не испугались, и бой вскоре превратился в гигантскую воздушную карусель, потихоньку уползающую на север.
– Я Волга, – продолжала надрываться станция наведения, забивая эфир и не давая сказать ни слова. – «Яки» надо мной, вы кто? «Яки», почему не в бою! Доложите, блядь, позывной!
Егоров заволновался и стал разворачивать в сторону боя. Воздушная карусель уже потеряла прилично высоты и сильно сместилась к северу.
– Командир, погоди! – Виктору, которому такое поведение немцев очень не понравилось, удалось влезть в эфир. – Они, похоже, что-то затевают.
Комэск послушался. Он заложил плавный вираж, словно пытаясь разглядеть, что же таится в глубине вражеской территории. «Волга» по-прежнему
