красивого, ровного строя образовалась куча-мала.
А дальше началась карусель. «Мессера» словно осатанели, непрерывно атакуя, мстя за сбитого «Хейнкеля». «Яки» отбивались, оттягиваясь в глубь своей территории, и Виктор в который раз стал жалеть, что полетел в бой именно на этом самолете. Машина снова стала казаться ему слишком тяжелой и неповоротливой. Он несколько раз ловил выходящих из атаки «мессеров» в прицел и стрелял, стрелял… Но все снаряды пролетали мимо. У немцев со стрельбой было лучше: законцовку левого крыла саблинского «Яка» вдребезги разнесло снарядом, несколько попаданий пришлось по фюзеляжу. Истребитель еще сильнее отяжелел, буквально повис на ручке, и его стало постоянно тянуть влево. Если бы не Рябченко, Виктора сбили бы раз пять. Но благодаря ведомому он все еще держался в воздухе и пытался хоть как-то управлять боем.
Спасла их шестерка «Яков». Виктор увидел их не сразу, а лишь когда наседающие «мессера» синхронно отвернули. Он зашарил глазами по небу и обнаружил нежданную помощь. Сразу стало легче дышать.
При посадке одно шасси не вышло. Сажать на одно колесо постоянно пытающуюся развернуться машину было практически невозможно. Виктор решил сажать ее на живот. Даже такая относительно безопасная посадка вымотала все нервы. «Як» непрестанно сваливался, и, чтобы не зацепить крылом землю и не закрутиться по ней волчком, приходилось постоянно удерживать от крена. Земля встретила неприветливо. От резкого толчка едва не лопнули привязные ремни, больно впившись в тело. Кабину моментально заволокло пылью, козырек засыпало мусором. Самолет начал останавливаться, и тут что-то тяжелое врезалось Саблину в затылок. От удара из глаз буквально посыпались искры, в кабину хлынул кипяток из вбитого внутрь самолета радиатора. Виктор едва успел выскочить в предусмотрительно открытый заранее фонарь.
«Як» лежал подстреленной птицей, издырявленный, запыленный, ничуть не напоминая того красавца, на котором Саблин вылетел на задание час назад. Похоже, самолет не собирался загораться, и Виктор, немного поколебавшись, вернулся к кабине, обнаружив лежащее в чашке сиденья заднее бронестекло. Оно сорвалось при жесткой посадке и за малым не проломило голову…
– Сука, мля. – В голове шумело, из-под шлемофона на гимнастерку капала кровь, обожженная нога саднила, злость захлестывала с головой. – Бракоделы сраные! – Он пнул искалеченную машину в борт и зло усмехнулся, увидев лопнувшую перкаль, и ударил снова и снова, словно пытаясь выместить на ней свои злость и страх…
Боль от ожогов прошла к обеду, а рана на затылке ныла весь день, периодически начиная кровоточить. Синицын пытался наложить повязку и все время грязно ругался, но Виктор был непреклонен. Он считал глупостью ходить обмотанным бинтами из-за какой-то царапины. Голова периодически болела, но это была боль, которую можно было терпеть и которая не мешала летать. Впрочем, сегодня он больше не летал. Не было ни сил, ни желания, да и врач такого бы не допустил.
Шубин подошел, чуток прихрамывая, махнул рукой – мол, сиди – и устало привалился рядом. Комполка по плановой таблице летать сегодня был не должен. Саблина после вынужденной посадки нужно было кем-то подменить, а Шубин никакой кандидатуры лучше себя не нашел. Он сделал с эскадрильей два вылета, в которых без потерь сбили еще два немецких самолета. Виктору такое вмешательство не нравилось. Он мысленно считал эскадрилью своей, и то, что в бой уже ЕГО летчиков ведет кто-то другой, пусть даже комполка, немного задевало. Впрочем, говорить это Шубину он не стал.
– Летуны, мать вашу! Утром получили два новых самолета, еще солнце не зашло, а один сбит, другой в ПАРМе тута, – усмехнулся комполка. На второй машине летал младший лейтенант Лабудько из первой эскадрильи. В бою с «мессерами» его сбили, и он выпрыгнул с парашютом. К счастью, бой шел над нашими войсками, и летчик вернулся в полк уже через несколько часов
– Надеюсь, мой там и оставят, – буркнул Виктор. – Я на эту баржу больше не сяду!
Шубин хмыкнул, недовольство Саблина новым «Яком» он уже выслушивал, и не раз.
– Зато «Хейнкеля» сбил, – рассудительно сказал он, – а вот получилось бы такое с обычной пушкой?
– Уж лучше с обычной, чем это…
Шубин не ответил. Он неожиданно сменил тему.
– Что вы там за херню во вчерашних рапортах понаписали тута?
– Мы про сбитых немцев писали, – настороженно протянул Виктор. – Про «Фоккеров» двухмоторных.
– «Фоккеров», – передразнил Шубин, – вы чем смотрели тута? Видал я сегодня этих «Фоккеров», это «Хеншели» – немецкие штурмовики.
Виктор пожал плечами. Ему было безразлично правильное наименование сбитого вчера самолета.
– Не нравится мне твой вид, – сказал вдруг комполка, – зеленый какой-то. Вот что, Витька, иди-ка ты к себе. Отлежись, отоспись, бабу свою тута потискай. Отдохни, в общем…
…Письмо он увидел утром. Вчера вечером, обласканный Майей, Саблин уснул довольно быстро, девушка ничего про известие от жены не говорила, а он и не обратил внимания. Поэтому, обнаружив бумажный, украшенный штампами прямоугольный конверт на сделанном из патронных ящиков столе, сильно удивился. Почерк на адресе был незнакомым, да и обратный адрес тоже. Но письмо было из Саратовской области, а значит, имело отношение к жене. Читать письмо при спящей рядом любовнице почему-то показалось постыдно, и он, одевшись, вышел на улицу.
Солнце только-только надумало подниматься из-за горизонта, и на земле царил полумрак. Аэродром все еще спал, спали оккупировавшие узкую посадку истребительный полк и БАО. Спали, забившись в душные палатки и тесные землянки. Спали под самолетами, на чехлах. Спали прямо на земле, подстелив
