принимать меры. Спереди по курсу показались бомбардировщики. Их было много – россыпь точек превратилась в четкие девятки, идущие одна за одной.
– Дед, это Ураган. Волк приказывает не допустить бомбежки войск.
«Волк» был позывным комдива, и хорошего в этом было мало. Генерал вроде мужик неплохой, но жесткий, да и самодурство у него было воистину генеральским. Если немцы отбомбятся, то за неисполнение приказа может и под трибунал отдать, с него станется…
– Двадцать второй, прикрывай! Тридцать первый, в ударную группу!
– Я Ураган, Я Ураган, – радистка со станции забила криком эфир, – всем, кто в воздухе, идти на Вознесенку! Всем, кто в воздухе, – Вознесенку!
Пара Кота пристроилась слева. Конечно, Славке вдвоем против четверки придется несладко, но что делать? Нужно выполнять приказ «Волка», а бить вшестером куда сподручнее. Первая девятка врагов уже заползла под капот. Это были «Ю-88» – универсальные машины, служившие и пикировщиками, и торпедоносцами, и просто линейными бомбардировщиками. Они шли метров на тысячу ниже, клиньями звеньев.
– Атака! Бью ведущего!
Немцы огрызнулись. Навстречу истребителю потянулись целые рои пуль: иные из них оставляли за собой серый дымный шлейф, иные проносились рядом разноцветными огненными мячиками. Это было одновременно красиво и страшно, вот только бояться было некогда. Виктор ответил им метров с четырехсот. Белесые трассеры сперва ложились ниже бомбовоза, потом он попал, и тут же пришлось тянуть ручку, избегая столкновения. Надавила перегрузка, глаза словно прикрыли шторами, и мир вокруг поблек, сузился.
Первой девятке такой прием не понравился. Они разворачивались, одна из машин вывалилась из строя и снижалась, все круче заворачивая на запад. За ней тянулся черный шлейф, и на крыле плясали язычки огня. Ведущий, атакованный Виктором, был на месте, он только парил белесым следом вытекающего топлива.
– Поворачиваем вправо! Будем бить вторую девятку! Двадцать второй, ты как?
– Зажимают. Там еще пара подходит.
Пару «мессеров», набирающую в стороне от боя высоту, Виктор видел. Но они пока были далеко, и время оставалось. Бой, начавшийся накануне их появления, уже затухал. Судя по всему, он окончился не в пользу наших летчиков, а значит, в скором времени врагам могло подойти подкрепление.
– Атака!
В этот раз он попал хорошо. Сразу несколько снарядов ударили вражескому бомбардировщику в правое крыло. Один из разрывов пришелся на мотор, и тот сразу выплюнул клуб жирного черного дыма. Винт словно захлебнулся в этом дыму, превратился в серый диск и тут же замелькал лопастями. Все это проплыло в прицеле, как в замедленном кино, и тут же сгинуло под капотом. Перегрузка вновь вдавила в сиденье. Они вышли из атаки, в очередной раз разменять скорость на высоту, и потянули вправо, чтобы вновь зайти от солнца.
Атака получилась удачной. Один из бомбардировщиков падал. Он горел от носа до хвоста и походил на подожженную бочку с бензином. Большая часть немцев поворачивала, но одно из звеньев упрямо шло к цели. За ними, на расстоянии пары километров, шла третья девятка, и над ней болталась пара «мессеров». Откуда они там взялись, Виктор даже не видел.
– Атакую худых! Серега, Стас, бейте третью девятку!
С «мессерами» они разошлись левым бортом и сразу же рванули вверх. Вражеские летчики сходиться два на два не захотели, потянули в сторону нашей готовящейся к атаке четверки. Те уже пикировали вниз, на бомбардировщики, и немцы пристроились следом.
– Худые на хвосте!
«Лавочки» рванули в стороны, но «мессера», обстреляв одного из наших, ушли вниз.
– Повторяем атаку!
– Дед, прошу помощи! – Славка пыхтел, словно паровоз. – Зажимают…
– Пробуй отрываться к нам. Сейчас.
Времени, чтобы снова собрать группу и ударить по бомбардировщикам кулаком из шести «лавочек», уже не оставалось – немцы подобрались к цели слишком близко. Но бить было нужно, чем есть и как есть. Иначе все зря…
– Четырнадцатый, тридцать первый, атакуйте!
Он плавно отдал ручку от себя, опуская нос истребителя вниз. Ощетинившийся огоньками пуль строй бомберов наплывал быстро и неумолимо. Все эти разноцветные огоньки неслись прямо в лицо, их было столько, что и не сосчитать. И каждый из них был смертью…
Саблин начал стрелять метров с пятисот по крайней левой машине. Сперва мазал – трассы ложились куда-то за хвост серого, раскрашенного темными вертикальными полосами бомбардировщика. Потом пушки почему-то перестали стрелять, а строй бомбардировщиков оказался вдруг сзади выше. «Лавочка» не горела, мотор работал исправно, и сам он был жив-здоров. Это казалось чудом.
Ведомый был на своем привычном месте. Он тоже, судя по всему, был цел, и это тоже было чудом. Но самое удивительное было выше. Девятка бомбардировщиков разворачивалась. Пары Кота и Улитки только заходили в атаку, но бомбардировщики уже сбросили бомбы и, рассыпавшись, удирали домой.
