— Спасибо тебе, Капитон. За дочку мою спасибо. И... если что — не поминай лихом.
— Будь здоров, Стас. Удачи вам и чистого пути!
На несколько секунд руки бывших врагов слились в крепком рукопожатии. А потом Кожан завел мотор. «Тигр» мягко тронулся с места и почти тут же набрал скорость. Серая фигура у заправки подняла вверх руку с автоматом и отсалютовала уезжающим.
— И все-таки... — Восток проследил взглядом проплывающие мимо пейзажи. Машина направлялась куда-то явно в сторону северо-западных московских окраин. — Куда ты нас везешь — если не в Алтуфьево?
— Сколько тебе лет было во время Удара? — неожиданным вопросом ответил скавен.
— Семнадцать.
— Ну, тогда, значит, хохму поймешь. Мы, парень, едем проверять, есть ли жизнь за МКАДом!.. Она конечно же там есть — сам видел, но нас интересует наличие жизни СИЛЬНО за МКАДом! Километрах так в шестистах-восьмистах... Возражения? Или, может, тебя высадить где- нибудь у ваших станций?
Сталкер ненадолго опешил. Жители Метро с момента переселения под землю мечтали о возвращении Наверх. Мечтал об этом и Восток. Но жизнь показала, что «сбычу мечт» придется отложить на весьма долгий и неопределенный срок.
И теперь — вот так просто — они уезжают из разрушенной Москвы, чтобы начать новую жизнь Наверху! Причем неизвестно где, неизвестно в каких условиях... Так вот зачем Кожану столько канистр с бензином! Запасся на дальнюю дорогу!..
Восток задумался. Отказаться? Но ни на одной станции московского метро не было чего-то, что держало бы его. И никто не ждал его ни в одной уютно светящейся палатке.
И кроме того...
— Ты ведь знаешь мой ответ, — наконец сказал он отцу Крыси и кивком показал назад, где на полунадутом ради вящей мягкости матрасе мирно и безмятежно посапывало самое дорогое для них обоих существо. — Я пойду за ней. До конца. Каким бы он ни был.
Кожан пытливо всмотрелся в его лицо, потом кивнул, улыбнулся:
— Ну, тогда — поехали!
И втопил акселератор.
«30 декабря 2033 года.
Времени не знаю — часы окончательно сдохли, но, вроде бы, утро.
Сегодня мне снова приснился Сон. Да, именно так — с большой буквы. То есть, сон — но необычный. Обычные-mo я перестала видеть с тех пор, как... а, впрочем, ты и так это знаешь. Ты ведь тоже их больше не видишь — с тех пор, как перестал быть человеком.
Знаешь, Стас, я бы многое отдала за возможность увидеть хотя бы самый простенький и коротенький, но самый обыкновенный сон. Пусть даже черно-белый... говорят, цветные сны видят только дети и те, кто чист душой... Не знаю, как там насчет души — эти мои Сны почему-то всегда цветные, — но вот что касается детей...
Когда ты примчался ко мне на Багратионовскую из своих Алтухов — встрепанный, нервный, с лихорадочно горящими глазами — и чуть ли не с порога вывалил эту новость, что у тебя внезапно отыскалась уже взрослая дочь и ты собираешься увозить ее из Москвы и уезжать сам... Честно говоря, я тогда почувствовала, будто я — воздушный шарик и меня только что... лопнули. Ни мыслей, ни слов... стою, как дура набитая, и только смотрю на тебя, смотрю...
Смешно, наверно, я тогда выглядела. И глупо, да. Но что бы ты сам почувствовал на моем месте — если бы кто-то, к кому ты уже успел прикипеть, вдруг в одночасье заявил тебе, что уезжает и пришел попрощаться? Думаешь, это так легко — прощаться навсегда с тем, кого ты... А, впрочем, мне всегда хватало соображалки не доставать тебя своим излишним... интересом к твоей персоне, а ты снисходительно позволял мне оказывать тебе мелкие услуги и малодушно тешить себя мыслью, что я все же не чужая тебе. И что когда-нибудь ты увидишь, оценишь... Что поделать — ну обожаем мы, глупые и сентиментальные бабы, влюбляться в харизматичных злодеев! Таких, как ты, Стас.
Считал ли ты меня «своей» или нет — об этом я уже никогда не узнаю. Но ты-то мне чужим не был. Иначе не приснился бы мне этот Сон — один из тех Снов, что я иногда вижу о ком-то, кто хоть немного дорог мне. В этих видениях ко мне почему-то приходит знание того, что произойдет с ними в
