убить, но как-то выразить своё отношение к кровососу?
— Глупости, — отмахнулся Владимир Кириллович, — зачем мне в рай для нищебродов? Нет уж, я попаду в рай к начальникам.
— Как в тюрьме, что ли? — удивилась Ольга. — У ментов своя зона, у остальных своя. Ловко ты придумал. Или это тебе поп подсказал?
— Отстань от него, — приказал Сергей Николаевич-Шеф, выглядывая из кухни.
Ольга даже обрадовалась новому дискутёру:
— А твои подчинённые что с тобой в раю сделают? — спросила она с искренним интересом. — Охотиться будут, как за бывшим гестаповцем, или от райских щедрот простят мироеда?
— Моих подчинённых в рай не пустят, — отрезал Сергей Николаевч-Шеф.
— Почему?
— Они все смерти моей хотят, а это грех!
— Как сказать, — задумалась Ольга. — Представляю, как ты мудачил, если невинные девицы впали у тебя в грех смертожелания.
— Когда это в управленческих структурах девицы были невинными? — заржал Владимир Кириллович.
Ольга подумала и поправилась:
— Да, тут я погорячилась.
Придя к согласию в пустячном вопросе, философский диспут постепенно перетёк в пустопорожний трёп:
— Интересно, Сами-знаете-кто уже догадался пропусками в Рай соратников награждать?
— Ему бы свой кто уступил, — хмыкнул Сергей Николаевич-Френд.
— Ирина, а ты не пробовала астральничать к президенту или премьеру?
— Я нет, но те, кто пробовал, получили по соплям с большим довеском. У всех наших эгрегорных сограждан хорошая астральная стража выставлена.
— Эгрегорные? — переспросил Владимир Кириллович. — Что за звери?
— Долго рассказывать. Как правило, это успешные политики. Президенты, диктаторы и прочие сатрапозавры.
Ольга хмыкнула и обратилась к Ирине за подробностями:
— Странно, я думала астральщики — люди с лёгкой и любопытной душой. Откуда тогда у эгрегорных мизантропов астральные стражи?
— Это трудно доказать, — предупредила Ирина, — но эгрегор, похоже, сам себя защищает. Есть мнение, что человеческие эгрегоры — это сплав душ. У политиков — это сплав честолюбивых душ и прочей шушеры, среди которой обязательно есть незаконное астральное формирование по защите эгрегора.
— Какие же вы зануды, — пробурчал Сергей Николаевич-Шеф, чтобы остальные не забыли, у кого тут основное мнение обо всём.
— Занудство — это экскременты нашей харизмы, — объяснила Ирина и продолжила свои эгрегорные концепции.
Странные теории прервало сопение Светы и Санто-Лано. Владимир Кириллович тоже недолго крепился, и вскоре его мощный храп был признан психическим оружием с хорошими поражающими характеристиками. Сергей Николаевич-Френд с Ириной придвинули другое кресло и уложили Владимира Кирилловича на бочок, как зародыша в материнской утробе. Храп стих, и Сергей Николаевич-Шеф позволил себе забыться тревожным сном. Сергей Николаевич-Френд с Ириной отправились на кухню, чтобы вдосталь поболтать, никого не тревожа.
Ольга решила немного подождать и, когда все заснут, сходить в дом, где посреди царского уюта застрял Рыжий Клоун. Чтобы скрасить досуг полезным делом, она закрыла глаза, намереваясь вспомнить, чем занималась, перед тем, как попала сюда. Её намерение исполнилось без промедления.
Накануне. Ольга
Её внешность никому ничего не обещала, и Ольга всю жизнь старалась соответствовать своей телесной данности — кудахтала в лад коллегам и прочим окружающим, кривлялась, как положено, на планёрках и других массовках. Но для всех она так и осталась чужеродным элементом. Гадким утёнком с хорошо загаженной тупыми сплетнями и бессовестным поклёпом репутацией. Это беспокоило её, пока она не наткнулась на афоризм: «Оригинал — это человек, который безуспешно пытается жить как все».
Обнаружив в себе столь тяжкий недуг, она решила отказаться от симуляции и предалась симптомам: молчала, когда хочется молчать, читала, когда хочется читать, и, что самое скверное, прекратила врать. Это было чересчур. Понятно, что её эмбриональная карьера перешла в стадию выкидыша: инженер с категорией —> инженер —> бухгалтер. Следующий пункт в маршруте —> помойка.
Но были в новой жизни и положительные моменты. Главный из них — свобода поведения. Она распорядилась ею тоже на свой манер и открыто участвовала во всех тайных обществах. Открытость давалась легко, потому что никому не было до неё дела. Сначала она искала в этих обществах
