– Если можешь помочь, помоги, – сказала она резче, чем следовало бы, – если нет, то просто отвали, о’кей?
С собой она взяла Джен Холифилд, аналитика отдела разведки. Довольно ветреная Холифилд особо и не скрывала, что в армии ей нравится большое количество мужиков.
На выезде к ним присоединился белый внедорожник «Форд». Пошел следом, не приближаясь, но и не скрывая своего присутствия. Она раздраженно посмотрела в зеркало заднего вида.
– У нас гости?
– Да… кое-кто обожает лезть не в свое дело.
– Он по тебе просто с ума сходит.
– Кто?
– Полковник Гаррет…
– Да перестань…
– Я серьезно, подруга. Ты напрасно строишь из себя…
– Джен… прекрати. Я не о том думаю.
Но подругу было унять не так-то просто.
– Тебе надо определяться. В твоем возрасте давно пора рожать. А кругом одни педики или любители местного дешевого мяса. Так что не тормози, подруга. У тебя есть шанс стать женой генерала в самом ближайшем будущем.
– С чего ты взяла, что он будет генералом?
– С того, что у него… темный цвет кожи, скажем так. Ему будет совсем просто продвинуться, черный генерал ВВС да еще с боевыми наградами и хорошим личным делом – то, что нужно для Конгресса. Вот попомни мои слова – через несколько месяцев он получит генеральские погоны и назначение в Вашингтон. Будет сидеть на заседаниях разных комиссий Конгресса, встречаться с подрядчиками и заколачивать бабки. А ты останешься с носом, как и всегда.
– Не останусь.
– Ну, как знаешь… – обиженно сказала Холифилд, – я тебе добра хочу.
Американский внедорожник, прокатившись по улицам Полтавы, остановился около здания бывшего детского сада, которое занимала украинская благотворительная организация «Каритас». Это была благотворительная организация украинских католиков, и, после того как все это началось, она получила серьезную поддержку и со стороны киевских властей, и со стороны Ватикана. Об этом мало кто задумывался… когда умирают от голода, мало думаешь о том, кто протянет тебе руку помощи, но это был очередной этап долгого, очень долгого процесса по отрыву Украины от единого православного и славянского цивилизационного пространства и втаскиванию ее в Европу. Несмотря на то что в Европе декларировалось равенство всех религий и свобода вероисповедания, равенства не было. Не будучи католиком или протестантом, стать одним из своих было почти невозможно – ни отдельному человеку, ни группе людей, ни целой стране. Ибо на Западе религия связывала воедино прошлое и настоящее страны, религия была важной частью истории и важной скрепой общества. Русским, прошедшим через семидесятилетний период воинствующего атеизма, а потом вернувшимся к религии снова – этого было не понять. Конечно… молодые поколения Запада мало обращали внимания на религию, у них были свои ценности и свои системы опознания «свой – чужой». Но у власти пока были не они – а были те, кого привели на субботнюю мессу за руку родители, кто учился в иезуитских школах, кто считал Библию моральным ориентиром общества. Для них, если ты был православным (ортодоксом), как это было принято, – ты был чужаком. Если ты был католиком или протестантом – ты был членом невидимого братства, частью европейской или американской истории. Для того чтобы быть «принятым» и «вхожим», правильная религия не менее важна, чем правильный язык или хорошая пресса. Иначе тебя будут продолжать считать дикарем, как считали тех лондонских затворников- олигархов, которые подмазывались к родственникам Его Величества, давали невозвратные кредиты, чтобы те ввели их в свет.
Внедорожник зарулил во двор, и вместе с волонтерами они выгрузили почти все съедобное из того, что прислали доноры. Армия США тоже постаралась – прислала почти просроченные «ИРП»[68] – не самое лучшее, но дареному коню в зубы не смотрят. К ним вышел отец Леонтий, перекрестил каждую из них. Люсинда была прихожанкой Голландской реформатской церкви, как и ее отец, родом из голландских колоний в Южной Азии – а Холифилд была атеисткой. Но сейчас все они хотели только одного – помочь.
– Твоя страна заботится о тебе, дочь моя… – Отец Леонтий, худощавый, энергичный иезуит кивнул на белую машину, стоящую у входа.
– А, это… – Люсинда скривилась, – просто не могут отвязаться.
– Ты не права, дочь моя. Ты делаешь очень большое дело – и позволь Господу позаботиться о тебе…
Холифилд прыснула со смеху
– Что такое, дочь моя…
– Ничего… просто у Господа погоны полковника и шесть футов роста.
– Неисповедимы пути Господни, дочь моя, – строго сказал священник. – Господь помнит и заботится о каждом из нас, но никому не дано знать, как именно он это делает. Каждый из нас может исполнять волю Господа, как вы это делаете сейчас…
