На миг представилась ему Алиса – сидит, поджав ноги, в огромном кресле, в котором можно поместить трех девушек ее комплекции… Сегодня летели недалеко, на третий раскоп, находившийся на южном берегу Моря Тысячи Островов.
Он снова зашагал по тропинке. Заросли бамбука кончились, и впереди замаячило селение Хх'бо татор ракка – Место, где много хх'бо, или просто Ракка, как называли его члены миссии. Деревня была многолюдной – полторы тысячи взрослых и несколько сотен детей разного возраста. От лесного массива ее отличали только струившийся к небу дым костров, немногие рукотворные строения, мостики над ручьями и дорожки, протоптанные между гигантскими деревьями. Плоское, слегка приподнятое, похожее на пень основание хх'бо было окружено мощным частоколом ветвей, смыкавшихся в вышине, их покрывали ветки поменьше и широкие прочные листья, так что дерево напоминало башню, полую внутри. Это пространство, разгороженное на ярусы, служило жилищем для семейной ячейки из четырех, пяти или шести взрослых лльяно и их малолетних отпрысков. Места хватало – даже десять человек, взявшись за руки, не смогли бы обхватить основание хх'бо.
Деревня встретила Тревельяна тишиной, прохладой, запахами шерсти, жареного мяса и каши из земляных орехов. Охотники уже отправились в лес, мастера сидели под своими навесами, жены тех и других кормили детишек у речной заводи, где пылали костры – это место называлось «там, где вода и огонь». Почти никого не встретив, Ивар добрался до большой площадки «там, где танцуют», находившейся в центре селения. Ее окружали девять складов с шерстью и навес на прочных столбах, крытый листьями хх'бо, который играл роль галереи местного творчества и выставки товаров. Здесь хранились сотни больших и малых фигурок, вырезанных с великим тщанием из кости и древесины разных пород, сплетенные из шерсти циновки, кожаные сумки и пояса, украшенные орнаментом из раковин, куски янтаря, в котором застыли навеки мелкие, но жутковатые твари, вымершие миллионы лет назад. Перед этим собранием редкостей и сокровищ расположились на травяных подстилках старые мастера, самые уважаемые лльяно в поселении. Им перевалило за сотню местных лет, но шерсть их была густой и мягкой, с темени и висков свисали пряди длинных, тщательно расчесанных волос, на лицах, заросших пушком, блестели крохотные глазки, приоткрытые мощные челюсти обнажали острые зубы. Их было шестеро – секстет старейшин, похожих на копны серого, бурого и желтоватого сена, перевязанного ремнями. Все упитанные, плотные, но невысокие – сидя, они доставали Ивару до пояса.
Он опустился на землю рядом с ними и произнес:
– Радуюсь, видя почтенных мастеров. Длинной вам шерсти, прочного дерева и свежего мяса.
– И твоя шерсть пусть будет длинна, а когти остры, – отозвался на альфа-лльяно старый Шарбу. Его брат, тоже Шарбу, вытянул верхнюю конечность, поросшую бурым мехом, и в знак приязни потрепал рукав гостя. «Вот у кого когти острые, – мелькнуло у Ивара в голове. – Острые и прямые, словно пять маленьких кинжалов, а пальцы короткие – удивительно, что они так искусны в плетении и резьбе!»
Хахт, другой мастер, тоже с бурой шерстью, отложил деревяшку, которую ковырял ножом, и осведомился:
– Сыт ли ты? Что ты ел на закате и на восходе?
– Сыт, – ответил Тревельян. – У меня есть мясо с моей планеты, сочное и вкусное. А что ели вы?
Шарбу-первый облизнулся.
– Оууу-аа! В ловчую яму попал тхх'окл, тоже сочный и вкусный.
– И жирный! – с энтузиазмом добавил Шарбу-второй. – Такой жирный, что мы не жарили мясо, а съели все, что принесли охотники.
Тхх'окл, как и тхх'пззр, был животным для охоты – в отличие от шорро, «ночных молчаливых», смертельно опасных хищников. Впрочем, тхх'окл, крупный олень с пятнистой, словно у леопарда, шкурой, тоже не относился к безобидным тварям – попадать ему на рога не стоило.
Рахаш, полировавший камнем фигурку какого-то зверя, промолвил на земной лингве:
– Ты, Увва, старший-главный в свой дом. Ты ходить сюда и говорить уважительно. Тхх'окл мы съели, но остался ттх'руу. Тоже оченно вкусный! Ты его укусить и в брюхо?
Всюду, где побывал Тревельян, предложение пищи считалось знаком доверия и почета. Вероятно, то было вселенским законом, единым и нерушимым для всей Галактики; не зря же Йездан Сероокий, легендарный пророк кни'лина, сказал: еда и питье – вот узы, соединяющие каждого с каждым. Есть черепаху тхх'руу Ивар не собирался, но отказ сформулировал с отменной учтивостью:
– Мое брюхо переполнено. Лопнет, если проглочу хоть кусочек.
– Тогда ты не напрягаться, – сказал Рахаш. – С брюхо надо сберегательно. Брюхо – вихрь жизненной сила.
Рахаш был в селении одним из четырех Говорильников, владевшим языками землян, хапторов и нильхази. Пусть не в совершенстве, но все-таки его было можно понять, так же, как путника-лльяно, с которым Ивар встретился на Гондване. Правда, тот знаток языков не выглядел таким ухоженным и чистым, как старейшины Хх'бо татор ракка, и от него тянуло неприятным запашком. Вполне понятно! Кто на Гондване стал бы его вычесывать, выбирать репейники из шкуры и острить когти? Гондвана была планетой отдыха для землян и дружественных рас, там занимались парусным спортом, пили вино, танцевали и купались в теплом море.
Лльяно представлял там не больший интерес, чем медведь в зоопарке.
Они поговорили о погоде, об охоте и статуэтках, над которыми трудились Хахт, Рахаш и братья Сукур, самые старые из мастеров, чьи шкуры отливали желтизной. Сукур-второй позволил Ивару коснуться своих инструментов: десятка ножей причудливой формы, пилок, стамесок, шильев и сверл. Все из синеватой блестящей субстанции – видимо, из сплава, произведенного в астроидах за сотни парсеков от Лианы-Секунды.
