– Да? И тебя это возбуждает?
Лалджи повернулся и посмотрел на цепочку барж, медленно плывущих по течению, – отсюда, с высоты, они уже не казались огромными.
– Если бы мы сумели превратить их калории в джоули, происхождение которых невозможно отследить, то стали бы богатыми людьми.
– Продолжай мечтать. – Крео глубоко вздохнул и потянулся. – Я теряю форму, когда так долго плаваю на лодке. Мне следовало остаться в Новом Орлеане.
Лалджи насмешливо приподнял брови.
– Разве ты не получаешь удовольствия от нашего путешествия? – Он указал на противоположный берег реки. – Где-то там, возможно, именно на этих акрах, парни из «Агрогены» создали «сойпро». И все считали их гениями. – Лалджи нахмурился. – Но появились долгоносики, и людям стало нечего есть.
Крео скорчил гримасу.
– Я не сторонник теории заговоров.
– Тебя еще на свете не было, когда это произошло. – Лалджи повернулся и повел Крео через развалины. – Но я прекрасно помню: никогда раньше подобного не случалось.
– Монокультуры слишком уязвимы.
– «Басмати» не был монокультурой! – Лалджи махнул рукой в сторону зеленых полей. – «Сойпро» – это монокультура, «пуркал» – монокультура. Монокультуру создали потрошители генов.
– Как скажешь, Лалджи.
Лалджи взглянул на Крео, пытаясь понять, возражает он ему или нет, но Крео не отрывал глаз от развалин, и Лалджи решил прекратить дискуссию и начал считать улицы, двигаясь в указанном направлении.
Проспекты оказались невероятно прямыми, абсолютно одинаковыми и такими широкими, что по ним могло пройти стадо мегадонтов и проехать двадцать рикш на велосипедах, выстроившихся в шеренгу, и это был только пригород. Лалджи включил воображение, пытаясь представить масштабы прежней жизни, но ничего не вышло.
Группа ребятишек наблюдала за ними из дверного проема обвалившегося дома. Половину бревен местные растащили, другую разбили, и куски дерева торчали из фундамента точно скелет крупного животного, плоть которого давно сошла.
Крео показал им пружинное ружье, и детвора разбежалась.
– Что мы здесь забыли? Ты получил наводку на партию антиквариата?
Лалджи пожал плечами.
– Брось, через пару минут мне придется тащить эту штуку. Кончай скрытничать.
Лалджи посмотрел на Крео.
– Тебе будет нечего тащить. Речь идет о человеке. Мы ищем одного типа.
Крео недоверчиво фыркнул, Лалджи промолчал.
Наконец они вышли на перекресток, посреди которого лежал разбитый старый светофор. Вокруг сквозь дорожное покрытие проросла трава, и одуванчики качали желтыми головками. На противоположной стороне перекрестка стояло высокое кирпичное здание, развалины бывшего административно-общественного центра. Однако стены его все еще держались – материалы, использованные при строительстве, оказались достаточно надежными.
По пустырю пробежал чешир. Крео попытался его подстрелить, но промахнулся.
Лалджи осмотрел кирпичное здание.
– Это то место, что нам нужно.
Крео проворчал что-то неразборчивое и выстрелил в мерцающую тень другого чешира.
Лалджи подошел и осмотрел светофор, ему вдруг стало любопытно, представляет ли он хоть какую-то ценность, но обнаружил, что конструкция полностью проржавела. Лалджи медленно огляделся, пытаясь найти хоть что-то полезное, чтобы захватить с собой. Среди таких развалин иногда попадались уникальные артефакты. Ему удалось найти табличку «Коноко» в подобном месте, которое должно было быть поглощено «сойпро», причем пребывавшую в идеальном состоянии. Очевидно, она никогда не находилась под открытым воздухом, не подверглась воздействию разгневанных толп времен энергетического коллапса. Он продал ее менеджеру «Агрогены» за цену, превысившую стоимость всего груза «хайгро», доставленного контрабандой.
Женщина из «Агрогены» рассмеялась, увидев табличку, и повесила ее у себя в кабинете на стене рядом с менее значительными артефактами эпохи Экспансии: пластиковыми стаканчиками, компьютерными мониторами, фотографиями гоночных автомобилей, ярко раскрашенными детскими игрушками. Повесив табличку на стену, она отошла и пробормотала, что это была могущественная компания… даже глобальная.
Глобальная.
