Шестерка воронов

лучше взламывать замки. Касание без касания».

Времени на то, чтобы привыкнуть к слишком большим перчаткам, не было. Кроме того, она множество раз взбиралась в варежках, когда от кеттердамских зим немели руки. Инеж поджала пальцы в своих кожаных тапочках, наслаждаясь знакомым ощущением родной обуви, и попрыгала на резиновой подошве, бесстрашная и готовая действовать. Жар – это пустяк, всего лишь небольшое затруднение. А вес семидесятифутовой веревки, обвязанной вокруг ее тела? Она – Призрак. Ей доводилось бывать в ситуациях и похуже. Девушка уверенно залезла в дымоход.

Коснувшись пальцами камня, она зашипела от боли. Невыносимый жар кирпичей чувствовался даже сквозь перчатки. Без них ее кожа мгновенно покрылась бы волдырями. Но делать нечего, надо было держаться. Сулийка полезла вверх: сначала подняла руку, затем ногу, затем снова руку. Выискивала каждую трещинку, каждую зацепку на скользких от сажи стенах.

Пот ручьем стекал по спине. Ее одежду и веревку намочили водой, но толку от этого было мало. Все тело покраснело, наполнилось кровью, словно она медленно варилась в собственной шкуре.

Ступни пульсировали от жара. Казались свинцовыми, неуклюжими, будто принадлежали кому-то другому. Девушка попыталась сконцентрироваться. Она доверяла своему телу. Знала его силу и на что именно оно способно. Инеж снова подняла руку, заставляя свои конечности работать, пытаясь найти ритм, но обнаруживала лишь неловкие синкопы, от которых ее мышцы дрожали каждый раз, когда она тянулась вверх. Она нащупала следующую зацепку и впилась в нее пальцами. «Лезь, Инеж».

Нога соскользнула. Ее стопы потеряли контакт со стеной, а желудок поднялся к горлу, когда она почувствовала тяжесть своего веса и веревки. Девушка схватилась за камень и втиснула пальцы в трещину. Перчатки Каза набухли вокруг ее влажных пальцев. Она снова начала нащупывать ступней хоть какую- то опору, но лишь скользила по кирпичу. Затем и вторая нога начала соскальзывать. Девушка глубоко вдохнула обжигающий воздух. Что-то не так. Она рискнула опустить взгляд. Далеко внизу сияли алым угли, но то, что она увидела на собственных ногах, заставило ее сердце пуститься галопом. Резиновое месиво. Подошвы ее обуви – ее идеальных, любимых тапочек, – начали плавиться.

«Все нормально, – сказала она себе. – Просто схватись иначе. Перенеси вес на плечи. Резина остынет, когда ты поднимешься выше. Это поможет тебе двигаться». Но ее ноги горели огнем. Увидев, что происходит, она почувствовала себя хуже, будто резина плавилась вместе с ее плотью.

Инеж сморгнула пот с глаз и поднялась еще на несколько дюймов. Откуда-то сверху донесся бой Эльдерклока. Половина? Или только четверть? Нужно лезть быстрее. Она должна быть уже на крыше и привязывать веревку.

Девушка оттолкнулась от стены, и ее нога скользнула по кирпичу. Она зависла в воздухе, ударившись всем телом об стену, и лихорадочно попыталась найти точку опоры. На этот раз ее никто не спасет. Каз не прибежит на помощь, сеть не подхватит снизу. Только огонь ждал ее в свои жаркие объятия.

Инеж откинула назад голову в поисках того лоскутка неба. Оно по-прежнему казалось невероятно далеко. Насколько? Двадцать футов? Тридцать? С тем же успехом между ними могли пролегать мили. Она умрет медленно, мучительно, сгорев на углях. Они все умрут – Каз, Нина, Джеспер, Матиас, Уайлен… и это будет ее вина.

Нет. Нет, не будет.

Она поднялась еще на фут, – «Это Каз привел нас сюда», – а потом еще на один. Заставила себя найти следующую опору. Каз и его жадность! Инеж не чувствовала себя виноватой. Отнюдь. Она просто разозлилась. На Каза, за то, что придумал эту безумную работу, на себя, за то, что согласилась на нее.

Вот зачем она это сделала? Чтобы выплатить долг? Или потому, что, несмотря на доводы рассудка и добрые намерения, она позволила себе проникнуться чувствами к подонку из Бочки?

Когда Инеж вошла в приемную Танте Хелен той далекой ночью, Каз Бреккер уже ждал ее. На нем был темно-серый костюм, и он опирался на трость с головой ворона. Комната была убрана в золотом и изумрудном тонах, а одну стену украшали разрисованные павлиньи перья. Инеж ненавидела каждый дюйм «Зверинца» – гостиную, где она и другие девушки были вынуждены строить глазки потенциальным клиентам, свою спальню, которая напоминала какую-то смехотворную версию сулийского каравана, украшенную фиолетовыми шелками и благоухающую ладаном, – но приемная Танте Хелен была ужасней всего. Это была комната для избиений, место, где проявлялись самые низменные инстинкты хозяйки «Зверинца».

Когда Инеж только попала в Кеттердам, она пыталась сбежать. Ей удалось преодолеть два квартала от «Дома экзотики»: все еще в шелках, ошеломленная огнями и хаосом Западного Обруча, она бежала, не разбирая дороги, пока Коббет не сжал свою мясистую ладонь на ее шее и не притащил девушку обратно. Хелен отвела ее в приемную и избила так сильно, что Инеж еще неделю не могла работать. Весь следующий месяц Хелен держала ее в золотых цепях, не пуская даже в гостиную. Когда она наконец сняла оковы, то сказала: «Ты должна мне за месяц потерянного дохода. Попробуешь снова сбежать, я брошу тебя в Хеллгейт за нарушение сделки».

В ту ночь она с ужасом входила в приемную, а когда увидела там Каза Бреккера, испугалась еще больше. Должно быть, Грязные Руки донес на нее. Сообщил Танте Хелен, что она заговорила без разрешения и пыталась напакостить.

Но Хелен только откинулась в свое шелковое кресло и произнесла:

– Что ж, маленькая рысь, похоже, ты теперь чужая неприятность. Оказалось, Пер Хаскель питает страсть к сулийкам. Он выкупил тебя за очень