Эльфы. Во власти тьмы

Такаар направился к гамаку. Голова у него стала тяжелой, а в затылке нарастала тупая боль. Он сделал глотательное движение. Или попытался. Это далось ему с трудом. Такаар выразительно приподнял брови.

— Уже лучше.

Он уперся рукой в ствол левого дерева, готовясь опуститься в гамак. Ему стало жарко. На лбу и под мышками выступил пот. К головной боли добавились желудочные колики. Все поплыло перед глазами. Он покачнулся. Симптомы, конечно, проявлялись медленно, зато действие их было сокрушительным.

Такаар обнаружил, что для того, чтобы устоять на ногах, ему пришлось обхватить ствол рукой. Он не помнил, как сделал это. Он поднял ногу, чтобы лечь в…

Силдаан на кого-то кричала. Слова, которые Молчащий Жрец Сикаант не мог разобрать, нарушали покой его медитации. Жрец сломал печать на зале с реликвиями, где он провел три последних дня, и распахнул дверь. За храмом, с левой стороны, оттуда, где располагалась деревня рабочих, накатывалась волна гнева и скорби. Справа, на площадке позади купола, воздух пах бедой. Голос Силдаан эхом отражался от стен Аринденета, визгливый и диссонирующий.

Сикаант содрогнулся. В храме было намного холоднее, чем можно было ожидать от древних камней, навевавших благословенную прохладу. Он беззвучно пересек зал под куполом, не сводя глаз с яркого квадрата распахнутых настежь дверей. Из тени на него испуганно смотрели двое жрецов. Они стояли плечом к плечу с левой стороны от проема.

Слова Силдаан донеслись до него со столь пугающей четкостью, что он тут же пожалел о том, что услышал их. Она больше не кричала, а говорила пронзительным и холодным голосом. Причем говорила страшные вещи. Не просто ужасные, а кощунственные.

— Как ты можешь выглядеть таким несчастным? Неужели так трудно понять простую вещь? Я никогда не была согласна с законом Такаара. И я совсем не одинока. Отнюдь. Но гармонию нельзя установить силой. Она или возникает сама, или нет. Ты руководил тем, что было всего лишь одной видимостью, и не более того. А теперь она готова разлететься на мелкие кусочки, чтобы оказаться преданной забвению.

— Чем хорошо то, что мы отказываемся от своего положения правящего клана? Или ты думаешь, что, сказав туали или гиаланам[5], что мы любим их и считаем равными себе, они станут таковыми на самом деле? Они нам не верят. Более того, они нас ненавидят. Как и все остальные кланы. И скоро это станет очевидным для всех. Сначала — в Исанденете, а очень скоро — и в других местах. Повсюду. Даже здесь.

Смятение, царившее в голове Сикаанта, рассеялось, едва только глазам его предстала сцена, разыгравшаяся на площадке перед входом в храм. Люди осквернили ее своим присутствием. Их собралось здесь человек тридцать. Кое-кто настороженно вглядывался в лес, словно намереваясь отразить нападение, которое они все равно заметили бы только в самый последний момент. Большинство же наблюдали за Силдаан, расхаживавшей перед тремя жрецами, стоявшими на коленях. Все трое держали головы высоко поднятыми, несмотря на то что руки их были связаны за спиной. Солдаты-люди приставили к горлу каждого меч.

— Вы сами увидите, если я позволю вам жить дальше, что цена этого фальшивого мира слишком высока. Я согласна со всеми представителями кланов, которые считают, что действия Такаара на Хаусолисе стали свидетельством полнейшего краха закона Такаара. И самого Такаара заодно.

Заговорил один из жрецов, Ипууран. Ему всегда было не занимать мужества.

— Ты полагаешь, что осуждение и денонсация сделают кланы врагами друг друга, но ты ошибаешься. Тысяча лет мира — слишком долгий срок, чтобы взять и просто забыть о нем. Мира, который не стоил нам ничего.

— Ничего? — Силдаан снова начала кричать. — Он стоил детям Инисса всего. Нашего положения, нашего права первородства. Нашего уважения. Любви нашего собственного бога. Ты слеп, если не видишь того, что надвигается на нас. Ты похож на Мириина, ТайГетен и Молчащих, которые прячутся под покровом леса, не имея понятия о том, что варится в котле под плотно закрытой крышкой гармонии.

— Лориус сделает… — вновь начал было Ипууран.

— Лориус. Ха! Лориус сделает только то, о чем его настоятельно попросят. Или ты надеешься, что он сумеет укротить надвигающуюся бурю, встав и отрекшись от Такаара? Какая чушь. Он так же глуп, как и ты. Он твердо верит в гармонию и в то, что она сохранится, какие бы препятствия он ни убирал с пути хаоса. Он думает, что его слова позволят ему занять подобающее место в кланах послабее, но те ненавидят его ничуть не меньше, чем любого из ныне живущих иниссулов[6]. За исключением, разве что, Джаринна.

— То, что происходит в Гардарине, — это реализация наших замыслов, о великий жрец храма. Вот почему здесь оказались люди. Потому что только они способны предотвратить убийство тех, кто рожден повелевать. И мы добьемся этого. Когда кровопролитие закончится, могущество эльфов вновь окажется в руках детей Инисса. Так, как это должно быть.

В тени вновь пошевелился Сикаант. Он подошел к жрецам, глядящим на площадку перед входом. Ему очень не нравилось то, что он должен будет сделать. Заговорить под куполом — значило нанести его ордену оскорбление. Но не такое сильное, как те слова, которые он услышал только что. Сикаант действовал стремительно. Настолько, что почти не уступал в быстроте ТайГетен. Его длинные пальцы, заканчивающиеся заостренными ногтями, легли на