изуродован какими-то щелястыми серыми ящиками. Ваня называл их «кондиционеры» и даже объяснил, для чего они служат, но Николенька пропустил объяснение мимо ушей, рассматривая на рекламном плакате размахивающего оружием монстра.
В общем, дом был тем самым. Да и подворотня на первый взгляд почти не изменилась. Добавились, правда, какие-то корявые, размытые разноцветные надписи дикого содержания и непонятные символы, но мальчику было уже не до них. Со всех ног он кинулся во двор… и замер как вкопанный. Во дворе не было ничего хоть отдаленно знакомого – серый монолит вместо брусчатки, хилая клумба, уродливые крылечки где надо и где не надо. Посреди двора – пять «автомобилей» и какие-то дурно пахнущие баки. Так, похоже, в будущем выглядела помойка.
– Ну, и где здесь твой девятнадцатый век? Ладно, признавайся, что все выдумал. Классно сыграно, кстати, ты талант. Мы с папой чуть не поверили…
Это было невыносимо! В отчаянии Николенька обернулся к насмешнику. Увидев в глазах товарища самое настоящее, неподдельное горе, Ваня поперхнулся очередной колкостью:
– Ну ты что… ладно, я так, не бери в голову. Счас найдем, где ты живешь. А давай дом обойдем – может, тебе в другой подъезд или вообще в соседний дом? Мог ведь ты с адресом что-то напутать, верно? – И с этими словами Ваня увлек мальчика назад, на улицу.
И надо же – Ваня как в воду глядел! Не успели они сделать вдоль фасада и десятка шагов, как загадочная подворотня нашлась. Причем она и здесь была не на месте; и точно так же из нее тянуло сыростью и холодом. И таким пугающим был этот холод, что Николенька остановился в двух шагах от цели, к которой только что стремился всеми силами.
– Ну вот, кажется, пришли… – неуверенно сказал мальчик. – Мне, кажется, сюда…
– Туда, говоришь? И правда, странное местечко… – И Ваня поковырял ногой кромку асфальта. Подобно траве на «той стороне», асфальт тоже заканчивался как-то… неправильно. Он обрывался идеально прямой линией: ни трещин, ни щелей. А за обрезом начиналась плотно утоптанная земля, тоже какая-то странная: ни нежной майской травки, ни мелкого мусора, ни даже камешков. Но делать было нечего, и Николенька постарался унять внутреннюю дрожь.
– Да, точно, туда. Ну что, пошли? – И первым вошел в темный зев загадочной подворотни.
Наверное, ни один приговоренный к казни и помилованный в последний момент преступник не чувствовал такого облегчения, какое испытал Николенька. Милый, знакомый до слез двор! Фомич со своей метлой! При виде дворника Николеньке захотелось тут же броситься и расцеловать его. И Васютин в компании двух студентов, и вороха брошюр! И тетя Оля – такая домашняя и родная – идет через двор с кошелкой в руке.
– Тетенька, дорогая! – Николенька бросился к ней со всех ног – и с разбегу зарылся лицом в ткань капота. Мальчик испытывал не просто облегчение: ему казалось, что он проснулся после тягостного ночного кошмара, который изводил его всю ночь и никак не отпускал, и вот наконец пришло блаженное пробуждение, после которого утро кажется таким ярким и прекрасным…
Тетя Оля была немало удивлена:
– Николя?, что это значит? Ты уже вернулся из гимназии?
Но стоило женщине взглянуть в лицо мальчика, увидеть заплаканные, полные страха глаза, как она сменила гнев на милость.
– Вот что, мон шер, ты немного не в себе. Пойдем домой, я тебе чаю налью. – И с этими словами тетя увлекла Николку в подъезд. Мальчик шел за ней и буквально ощущал, как страшный мир будущего за спиной стремительно растворяется, тает, превращается в ночной морок.
Уже на лестнице, у самой двери в квартиру, Николенька вспомнил о Ване. Как он мог, вот так, просто, за здорово живешь, позабыть о человеке, который, считай, спас его из ужасной передряги? Николеньку пронзила ужасная мысль: а что, если Ваня застрянет тут, в его времени? Наверное, мальчику будет ничуть не легче, чем было Николеньке в веке двадцать первом? Хотя, конечно, зеленоволосых девиц тут нет. И, буркнув: «Щас, теть Оль, я на минутку…» – Николенька мухой слетел по лестнице и выскочил на двор.
Но там не было никого, кроме Фомича да давешней компании студентов. Николенька поискал взглядом загадочную подворотню – она-то никуда не делась, – но и там Вани не оказалось.
«Вот и славно – значит, ушел, вернулся к себе, в свой непонятный век», – решил Николенька и с легким сердцем потопал вверх по лестнице. Несмотря на огромное облегчение, мальчик чувствовал себя совершенно разбитым. Ему хотелось одного – уклониться от расспросов тети и спрятаться в своей комнате.
Глава 3
Надо же, какая подстава! И где – посреди Москвы, среди бела дня, двенадцатого мая, вполне спокойного две тысячи четырнадцатого года!
Когда шагнул в подворотню за новым знакомым, я не ожидал такого сюрприза! Эта встреча с как бы гимназистом была похожа на дурацкий розыгрыш, на шутку в стиле ролевиков. Ну ладно, а вы бы на моем месте что подумали? Сначала на улице к нам с отцом бросается паренек в гимназической форме девятнадцатого века, устраивает истерику, рассказывая то о зеленоволосых шипастых упырях, то о возникающих на пустом месте подворотнях. Потом, успокоившись, сообщает, что он, оказывается, прибыл – и откуда бы вы думали? – прямиком из Москвы одна тысяча восемьсот восемьдесят шестого года. Вот-вот, и я так решил. Еще одна жертва «Дозоров», «Тайного города»[9] и вообще популярности жанров «городское фэнтези» и «историческая альтернатива». Что я, спятивших ролевиков не видел? Ну, положим, совсем спятивших не видел, а вот тех, кто уже на подходе, –
