Обследовала место своего заточения.
Теперь я точно знала, что в длину комната – тринадцать средних шагов или десять больших. В ширину – восемь средних или шесть больших. Окно закрыто ажурной решеткой, не протиснуть даже руку. Где меня держат, понять не представлялось возможным – видны только кусочек крыши и кусочек неба.
Иногда за дверью раздавались шаги, и снова воцарялась гнетущая тишина.
Находиться в неизвестности наедине с собственными мыслями и страхами, без мобильного телефона, в экран которого можно уткнуться и перенестись куда угодно, – это самая настоящая изощренная пытка. Желтоглазый сказал «пару недель»? Да я сойду с ума гораздо раньше!
Пробовала барабанить в дверь. Никто не отозвался. Ощупала стены. Одна из панелей оказалась потайной, за ней был туалет. Минут пятнадцать занималась тем, что закрывала и открывала панель, пробуя разные варианты нажатия.
Умылась.
Так как за подносом никто не пришел, решила оставить ложку себе, на всякий случай. Легла на кушетку с мыслью, что заснуть не смогу ни при каких обстоятельствах, ложку спрятала для надежности под подушку.
А еще не оставляло неприятное чувство, что за мной наблюдают. Ощущение чужого взгляда давило, хотелось спрятаться. Я даже провела какое-то время за секретной дверью, но от ощущения слежки отделаться не удалось, а в комнате все же было комфортнее.
Платок на голове мешал. Немного подумав, сняла и попыталась поудобнее устроиться на своем ложе. Похоже, все варианты доступных развлечений были исчерпаны.
Решила поплакать.
Начала с тихих всхлипов, потом на глазах выступили слезы.
Я подумала, что не увижу маму с папой, больше никогда не буду ходить по магазинам, не поеду в Италию. Представила, как сейчас волнуются родители и сестра. Слезы полились сами собой. Но очень скоро я перестала. Сдаваться нельзя.
Потом за мной пришли двое охранников и, подхватив под руки, перетащили в кроваво-красную комнату. В ней не было ничего кроме стула, привинченного к полу.
На этот раз дознаватель Дин орал на меня, спрашивая про демона.
Видимо, я не могла рассказать что-то ценное, потому что с каждым вопросом он ярился все больше и больше. Дело кончилась истерикой. Моей, к сожалению. К счастью, меня не били и не мучили. Со вздохом желтоглазый принес воды. Я так дрожала, что зубы неприятно ударялись о железный бортик кружки. Раздавалось звяканье.
– Какой у тебя адрес? – вполне мирно поинтересовался Дин.
– Старомосковская, дом семь, корпус один, – всхлипывая и заикаясь, ответила я.
– А город какой?
– М-м-москва.
– Хм… – Он покачал головой. – А волосы за что тебе обрезали?
Кольнула мимолетная обида. Не для того я ходила к стилисту в один очень пафосный салон, чтобы меня спрашивали про стрижку в таком тоне. Ох не для того!
– Я сама!
А что тут еще скажешь?
– Сама себе волосы отрезала?
– Нет, меня очень хороший мастер стрижет!
Почему-то эти вопросы успокаивали.
– И много у вас женщин ходят так?
В глазах промелькнуло что-то, мне не понятное, а лицо приобрело странное выражение.
– У меня довольно длинные волосы! Есть те, кто короче стрижется! – пояснила я. – Модно и удобно. А у вас это что-то означает? Тот, со шрамом, так об этом говорил…
– А откуда ты про шрам знаешь, если не здешняя? – очень вкрадчиво поинтересовался Дин.
Вопрос меня ужасно удивил. С этими странными людьми нельзя понять, чего ожидать.
– Шрам у него заметный, такой не спрячешь! А еще у него глаза странные, как будто воспаленные.
Для большей выразительности провела пальцем по своей щеке, показывая, как именно идет полумесяц шрама.
– Очень интересно…
– Еще кажется, что он ухмыляется. Очень страшно! И вообще он устрашающий! – Меня несло, я не могла заткнуться. Хотя и чувствовала, что надо.
– А эта комната какого цвета?
